Она плакала по ночам, скучая по дому, по вечерам, когда они были вместе. Особенно по братику, Василию. На выходные она уезжала домой, чтобы повидаться не только с родителями, но и с Иришкой и Элизабет, которые, к слову, ждали ее возращение с томительной щепетильностью и всегда дарили смех, радость и утерянное где-то далеко счастье.
Выходные были лучшим временем для Виктории. Потом стучался в дверь ненавистный понедельник, и она уезжала обратно в общежитие, в крохотную комнату одиночества и скуки, где проводила почти каждый день, выполняя рутинные, однообразные дела, от которых порой воротило. Виктории в такие моменты хотелось подняться на вершину безмолвной скалы, исчезнуть в синеве облаков и насладиться спокойствием, так как в мегаполисе кроме высоченных зданий не было ничего похожего на скалистые горы. Вика изредка залезала на крышу девятиэтажного дома, ложилась на холодное ровное покрытие, и смотрела на сверкающие звезды, на луну. Снизу царил городской шум, а наверху – тишина.
У Виктории в институте была лишь одна подруга, да и то соседка по секции в общежитии. Ее звали Катерина. Она была одинокой, как и Вика, но не потому, что так решила сама, а потому, что была толстенькой и чересчур застенчивой и скромной. А это был для нее приговор.
Виктория полюбила Катерину за ее доброту и ум. Вика считала ее чуть ли не ангелом. Катерина всегда была готова помочь своей новой подруге. Однажды она даже спасла Викторию от верной гибели, когда та, в порыве чувств, под действием алкогольного опьянения чуть не спрыгнула с шестого этажа. Это был первый и единственный суицидальный случай. Катерина пообещала Виктории, что никому не расскажет о случившемся, но при одном условии, что Вика больше не посмеет, так относится к жизни, какой бы она плохой не была.
Викторию всегда удивлял Катеринин оптимизм и вера в светлое будущее. Это после того, как с ней обращались в школе и в институте. Парни над ней вечно прикалывались, обзывая ее жирной коровой. А девушки ни во что не ставили, словно она была никем. Вику этот стереотип бесил и выводил из себя. Ей хотелось каждому надавать по морде, кто над ней издевался самым открытым и наглым образом. Катерина всегда ее успокаивала и говорила: « – Пускай они болтают, что хотят. Не обращай внимания. Я уже давно не обращаю. Они видят во мне полигон насмешек и язвительный шуточек. Это их право. Пускай думают, что я никто, раз у них вместо мозгов – тухлые яйца. Главное, я знаю, что я личность, которая знает, что хочет получить от жизни. Не сомневайся, я добьюсь всего того, что пожелаю».
Как после таких слов не уважать человека, который не по своей вине, столкнувшись с человеческой неоправданной жестокостью (человеческим свинством), продолжает оставаться оптимистичным.
Виктория так привыкла к одиночеству за прошедшие годы, что и не думала с кем-то знакомиться и встречается. Ее нравилось быть одной. У нее был свой собственный распорядок дня, который она не хотела менять. Утро и первая половина дня – учеба, вторая половина дня – нескончаемые работы по дому, вечер – легкая тридцатиминутная пробежка на футбольном стадионе, посиделки у Катерины, вышивание бисером, поздний вечер – чтение книг. И так каждый день. Порой были исключения из правил, но нечасто.
Конечно, несколько раз она влюблялась в парней, но никогда не показывала своих чувств. И, как ни странно, отвергала любые попытки парней назначить ей свидание. Она отказалась один раз. Потом второй. Третий. Четвертый. После – уже никто не походил к ней и не спрашивал. Многие подозревали Викторию в однополой любви с Катериной. Но такие предположение скорее были смешны и глупы, чем серьезны. Им просто хорошо было вместе. Когда они встречались вечером, они не чувствовали себя так одиноки.
***
Виктория шла по широкой центральной улице, по которой туда-сюда сновали хмурые, веселые, деловитые, простодушные пешеходы, цокая каблуками об серый асфальт. Они о чем-то болтали или просто молчали, задумавшись о насущных проблемах и о грядущих делах. Толстые голуби вальяжно ходили по тротуару, ворковали, иногда взлетая вверх, порхая крыльями, чтобы снова приземлиться на асфальт. Цикады на деревьях стрекотали, а птицы пытались своим красивыми и звонкими голосами перепеть шумный автотранспорт на проезжей части. Увы, безрезультатно. Урчащие моторы, скрип ржавого железа, визг шин при резком торможении, звуковые сигнализации и сигналы, ругань водитель из открытых окон, громкая музыка с басами полностью стирали звуки музыки матушки природы.