Виктория

Но, как объяснить тот факт, что я в последнее время ощущаю вибрацию на кончиках пальцев (явный признак того, что он уже где-то рядом), слышу его голос извне и вижу его во сне; он подкрадывается ко мне и мы танцует вальс при свете луны.

Надеюсь, он вернется. И я ему все расскажу. И мы останемся хорошими друзьями. И все будет, как прежде, словно ничего не изменилось.

Интересно, он все еще меня любит? Наверное, да.

А если нет? Кто знает, может, ему уже кто-то сказал, что я его предала – перестала ждать. Может, он сам догадался обо всем, перестав чувствовать мою любовь, мои чувства к нему? А что, если он обозлился на мою порочность и вернулся обратно к отцу? О нет! Надеюсь, это только моя тщедушная фантазия, моя скептическая паранойя, мой иррациональный цинизм, мое безумство. Я уверена, он не вернется ко мне, даже, если узнает о наших отношениях с Антоном, он слишком многим пожертвовал, чтобы вернуться. Его путь в один конец; назад дороги – нет.

Постскриптум: Катерина посылаю тебе невидимый, воздушный поцелуй, который несет в себе не только ласку и заботу, а маленькое, большое чудо – чудо любви. Пускай тебя полюбят так, как я люблю тебя…»

Виктория закрыла дневник, положила в ящик, открыла книжку «Волхв» Джона Фаулза и погрузилась в мир тайн, сплетающихся воедино – в клубок, который распускается тогда, когда думаешь, что разгадал секрет. Поистине величественное произведение, подумала про себя Виктория.

На часах одиннадцатый час, а Катерины все нет и нет. Виктория стала переживать, нервно поглядывая на часы, каждые пять минут. Даже бросила вечернее чтение, ибо не могла собраться с мыслями и сконцентрироваться.

Решила позвонить. Долго держала палец на зеленой трубке мобильного телефона. Не выдержала, нажала, потом быстро отключилась, чтобы не пошли гудки, и положила телефон обратно на стол. Легла.

А может что-нибудь случилось, подумала она про себя и выкинула эту мысль подальше, в самый темный уголок своего подсознания, чтобы не думать о плохом.

Время остановилось. Пять минут одиннадцатого. Десять. Пятнадцать. Сорок пять. Пятьдесят семь. Виктория была вся на нервах, а позвонить – совесть не позволяла.

Ровно в одиннадцать позвонили в дверь. Виктория вздрогнула, подошла к двери, посмотрела в глазок. Катерина. Слава Богу, подумала она и открыла дверь. Катерина, одурманенная сладким вином, а сладострастной любовью, обняла Викторию.

– Ты так долго, я уже начала переживать! – сказала Вика.

– Никогда так долго не гуляла. Это так здорово!

– Ну и как все прошло? – спросила она, поставив чайник греться.

– Замечательно! – сказала Катерина и рассмеялась. – Он был понимающим, открытым, учтивым, добрым. И красивым! Я в него без памяти влюбилась.

– Он тебя тоже любит? Не обманул?

– Нет, – радостно ответила Катерина и села на стул. – Он признался в любви, когда мы гуляли по осеннему парку. Мы…

– Поцеловались!?

– Да! – закричала Виктория. – Он так хорошо целуется! Это был мой первый поцелуй! Это… это… неописуемо!

– Я знаю… я так рада за тебя, Катерина. – Виктория вытащила чашки. – Почему он раньше не признался тебе в своих чувствах? Не спрашивала его?

– Спрашивала. Говорит, стеснялся. Я ему верю.

– Валера стеснялся? Тебе не кажется это странным?

– Нет. Когда он мне открылся, я поняла, что в институте он надевает чужую маску, чтобы выглядеть среди своей компании соответствующе.

– Главное, чтобы чужая маска не оказалось той, которую он примерил сегодня вечером.

– Что? – обиженно фыркнула Катерина.

– Без обид. Согласись, что такое возможно.

– Я не обижаюсь. К сожалению, такое возможно. Человек любит менять маски. Человек, по сути, двуличен. Валера, предложил… предложил сопроводить меня завтра на торжество.

– Это здорово! – воскликнула Виктория и спросила. – Почему ты такая грустная? Надо радоваться!

– Не могу.

– Почему?