Виктория, или Чудо чудное. Из семейной хроники

С неменьшим удовольствием она однажды переписала вместо меня целую страницу текста из учебника по родной речи. Не могу описать свое огорчение, когда, получив тетрадь, увидел в конце текста жирную двойку и учительский вопрос: «Кто писал?!» Интересно, а на что я рассчитывал, сдавая работу, выполненную Викиным каллиграфическим почерком? Думал, что учительница ничего не заподозрит? Это было весьма самонадеянно с моей стороны: в то время я писал так безобразно, что на мои каракули невозможно было глядеть без слез.

Изредка Вика подбивала меня не ходить в школу, а потом своим взрослым почерком – якобы от лица матери – писала учителю записки. В них она объясняла, что накануне у меня была высокая температура, что меня тошнило и т.п., – поэтому я был вынужден целый день провести в постели.

Благодаря сестре я и сам научился придумывать неплохие отмазки – на тот случай, если, бывало, накосячишь, а спустя время правда о твоем проступке всплывает наружу. Главное было – уверенно врать и так запудрить мозги, чтобы люди искренне начали считать тебя жертвой обстоятельств. С этим полезным навыком выживания я успешно перешел во второй класс.

А по окончании учебного года мы с Викой на целое лето уехали в деревню, где жила наша старшая сестра Татьяна. И если я знал, что буду дни напролет читать про индейцев да слушать пластинки со сказками, то Вика составила целый список важных дел, которыми планировала там заняться.

Во-первых, ей хотелось под Таниным чутким руководством связать юбку «паркет». Во-вторых, зеленой пастой ГОИ начистить до нереального блеска свою золотую цепочку и пару мелких сережек – тоже из золота. А самое главное, вытереть до голубизны недавно купленные индийские джинсы цвета индиго. Последний пункт Вика собиралась реализовать весьма своеобразным способом.

– Я буду каждый вечер надевать джинсы и выходить на крыльцо покурить, – говорила моя тринадцатилетняя сестра. – Присяду, привстану, поеложу задницей по крылечку – за два месяца вытрутся как миленькие!

Не вытерлись, сволочи, зато продырявились в мотне. Это и немудрено: Виктория стремилась показать, что ноги у нее отросли на зависть всем, поэтому джинсы носила на три размера меньше, – пусть у мальчиков отпадут всяческие сомнения по поводу ее фигуры! В результате штаны на Вике быстро начинали трещать по швам – она еле успевала их штопать и покупать новые. Ничего не поделаешь – как говорится, красота требует жертв.

За неделю до своего четырнадцатилетия Вика подхватила инфекционное заболевание печени. Помню, утром обеспокоенная мама вызвала врача, потому что сестра была подозрительно желта лицом. Доктор осмотрел у нее белки глаз, пальцами простучал правое подреберье, задал несколько неаппетитных вопросов, а потом велел госпитализировать с диагнозом «болезнь Боткина». После того как Вику собрали и отвезли на «скорой» в больницу, в дом нагрянула целая бригада санитаров и весело провела дезинфекцию помещения. Мне тоже впрыснули в рот какую-то гадость.

День рождения сестра провела в больничной палате. В инфекционное отделение посетителей не пускали, поэтому отец оставил в приемной открытку с пожеланием «хорошо расти, слушаться родителей» и какой-то подарочек. Затем вышли наружу, дождались, когда Вика выглянет в окно на третьем этаже, чтобы перекинуться с ней несколькими словами. Сестра была бодра, оживленно говорила и вовсе не выглядела больной.

Когда же вернулась домой, первым делом расплела свои толстые косы и больше уже никогда их не заплетала. Мать была очень недовольна и все пыталась образумить Вику: дескать, бесстыжая, распустила патлы, вот из школы выгонят, тогда посмотришь! Но из школы ее никто не выгонял, и вскоре к «патлам» все привыкли. Мне кажется, что, распустив волосы, Вика неосознанно попрощалась с детством и вступила в дивную пору юности.

Часть вторая. Юность

Во всех ты, душенька, нарядах хороша…

Признаться, сестра никогда не казалась мне красивой: вытянутое лицо с высоким лбом, фамильный еврейский шнобель, оттопыренные уши, губы варениками, – ну и где же красота, спрашивается? А сейчас разглядываю снимки, где Вике лет пятнадцать или шестнадцать, и понимаю, что сильно ошибался. Она была очень яркая и на общей фотографии выпускного – в то время восьмого – класса отчетливо выделялась нестандартной внешностью среди одноклассниц – пухляшек с косичками и белыми бантами, – при этом выглядела гораздо взрослее их.