Виктория (пер. В. К.)

— Вамъ уже пора итти? — спросилъ онъ. — Скажите мн что-нибудь прежде, чмъ уйти, дайте мн услышатъ, что… Я люблю васъ и говорю вамъ это. Отъ вашего отвта будетъ зависть… Вы владете мною всецло. Что вы мн отвтите?

Молчаніе.

Онъ опустилъ голову.

— Нтъ, не говорите! — попросилъ онъ.

— Не здсь, — возразила она. — Я скажу это тамъ, дома.

Они пошли.

— Говорятъ, вы женитесь на двочк, которую вы спасли; какъ ее зовутъ?

— Вы говорите о Камилл?

— Камилла Сейеръ. Говорятъ, что вы на ней женитесь.

— Да? Почему вы объ этомъ спрашиваете? Вдь; она еще ребенокъ. Я бывалъ у нихъ, у нихъ такой же большой, богатый замокъ, какъ и у васъ; я часто бывалъ у нихъ; нтъ, она еще ребенокъ!

— Ей пятнадцать лтъ. Мы встрчались съ ней въ обществ, я въ восторг отъ нея. Она такая прелестная!

— Я не женюсь на ней, — сказалъ онъ.

— Нти, такъ нтъ.

Онъ взглянулъ на нее. Тнь пробжала по ея лицу.

— Почему вы теперь заговорили со мной объ этомъ? Вы хотите отвлечь мое вниманіе на другую?

Она быстро пошла дальше и ничего не отвтила. Они подошли къ дому камергера. Она схватила его за руку и повела за собой по лстниц наверхъ.

— Я не могу съ вами, — сказалъ онъ удивленно. Она позвонила, обернулась къ нему, грудь ея волновалась.

— Я люблю васъ! — сказала она, — Понимаете? Одного васъ люблю я!

Въ одно мгновеніе сбжала она на нсколько ступеней ниже, обняла его и поцловала. Она вся трепетала отъ его прикосновенія.

— Одного васъ люблю я, — повторила она, задыхаясь, съ затуманенными глазами.

Наверху отперли дверь, она вырвалась отъ него и быстро взбжала по лстниц.

IV

Свтаетъ, забрезжилъ холодный, срый сентябрьскій день.

Тополи шумятъ въ саду. Открывается окно, изъ него высовывается человкъ и тихо напваетъ. Онъ полуодтъ и словно опьяненъ отъ счастья.

Вдругъ онъ отворачивается отъ окна и смотритъ на дверь. Къ нему постучали. Онъ крикнулъ: «Войдите!» Вошелъ пожилой человкъ.

— Здравствуйте! — обращается онъ къ вошедшему. Но послдній блденъ и вн себя отъ гнва, въ рукахъ у него лампа, потому что не совсмъ еще свтло.

— Я попросилъ бы васъ еще разъ обратить вниманіе, г-нъ Мюллеръ, г-нь Іоганнесъ Мюллеръ, и подумать, справедливо ли, вжливо ли вы поступаете? — гремитъ разгнванный старикъ.

— Да, — отвчаетъ Іоганнесъ, — вы правы. Но сегодня ночью на меня нашло вдохновеніе, посмотрите, все это я написалъ сегодня ночью. Я недаромъ провелъ эту ночь. А теперь я кончилъ. Я только открылъ окно и тихо напвалъ.

— Вы пли во весь голосъ! — говорить старикъ. — Я никогда не слыхалъ такого громкаго пнія понимаете? Да еще ночью.

Іоганнесъ хватаетъ со стола цлую пачку листковъ.

— Посмотрите! — воскликнулъ онъ. — Увряю васъ, никогда еще не писалось мн такъ легко. Меня какъ бы освтила продолжительная молнія. Однажды я видлъ молнію, скользившую по телеграфной проволок, точно это былъ огненный шарфъ. То же произошло сегодня и со мной. Что же мн длать? Мн кажется, вы не будете больше на меня сердиться, если услышите, какъ это все произошло. Я сидлъ и писалъ, я не шевелился; я помнилъ о васъ и старался сидть тихо. Но наступила минута, когда я уже ни о чемъ больше не думалъ, грудь моя разрывалась, можетъ-быть, я тогда всталъ, можетъ-быть, я даже не разъ вставалъ и ходилъ по комнат. Я былъ такъ счастливъ.

— Я не слыхалъ шума ночью, — сказалъ старикъ. — Но съ вашей стороны непростительно открывать такъ рано окно и кричать во весь голосъ.