я по страшному ругаюсь
но молчу хоть праздник скомкан
но однажды выйдет срок
всё изменится а ныне
рядом с ним сидит другая
потому что не знакомы
мы с героем этих строк
пусть он врёт как сивый мерин
бедной девушке с рогами
милой глупой простофиле
этот парень деловой
а вокруг мелькает мельбурн
где танцуют вверх ногами
средь цветущих бугенвиллий
скачут все вниз головой!
Про бумажный самолётик
Чем дольше живу, тем печальнее явь –
так лес в глубине всё темней и мрачнее,
и жизнь мою травит познания яд –
я медленно гасну, попутно умнея;
как многие знания множат печали,
так в сердце со временем копится скорбь,
на лбу оставляя печали печати,
а радости миг мимолётен и скор,
а радости миг — самолётик бумажный,
в полёте бесстрашный и ловкий на вид,
но хрупок и слаб он, и в воздухе влажном
погибнет — от этого сердце болит;
так было, так есть, так и будет всегда:
любовь и надежды, утраты, находки,
за счастьем несчастье, за горем беда,
но даже и в радости боль не проходит –
и всё же на жизнь я смотрю, улыбаясь,
глазастой вселенской тоске вопреки,
случайной слезы не стерев со щеки –
и светит с небес мне звезда голубая…
Дзен
С.Н.
Кончился день. Солнце скрылось за соснами.
Ожили тени вечерние сонные.
Тихо. Ни звука, ни слова, ни музыки.
Пахнет дождём и шиповником мускусным.
Сядь в это кресло, в шезлонг, на скамеечку –
лапочка, мальчик мой, милая деточка,
глазки закрой, постарайся расслабиться,
думай о радостном.
Пусть ты устал и душа твоя выжжена –
думай о радостном, добром, возвышенном –
день отшумел, и в ночном благолепии
запахи летние.
Мир опустел, и из памяти вытеснен
путь твой извилистый в поисках истины –
есть только ты, лунных флоксов мерцание
и созерцание.
Всё остальное теперь несущественно,
раз не случилось, что было обещано
в снах и мечтах, и в твоих ожиданиях,
в книжных гаданиях;
планы и замыслы кажутся мелкими
в свете задумчивых астр карамелевых,
есть только ты, тишина, просветление –
прочее — тленное;
прочее — тленное, ненастоящее,
есть лишь цветы, в полумраке блестящие
льдом целлофановым, синие сумерки.
В общем, все умерли.
Колыбельная
Кушай, милый, не брыкайся, слушай маму –
мама знает всё про всё и даже больше,
мама мальчика не кормит кашей манной
или сладкой детской смесью не дай боже –
мама знает, что полезно и что плохо,
как растить дитя счастливым и успешным,
победителем и мачо, а не лохом,
чемпионом, а не тряпкой и не пешкой,
не ботаником унылым бестолковым,
не поэтом, неспособным заработать –
кушай, милый, перед сном коктейль белковый
или вырастешь беспомощным задротом –
только польза будет от белковой пищи –
как известно, сила есть — ума не надо,
ты ж не хочешь быть униженным и нищим,
как какой-нибудь профессор по монадам?
кушай, мальчик мой, и слушай папу с мамой –
самым сильным будешь, быстрым, самым ловким,
самым главным среди главных, а не спамом,
и в красивых, как у нас, татуировках;
чтоб не вырасти дебилом бесполезным
нужно мускулы иметь как из металла,
чтобы мир прижать пятой своей железной,
так, чтоб все вокруг от страха трепетали…
Ты узнаешь, что такое сила воли:
воля вольная — магическая сила –
только небо у тебя над головою,
под тобой земля простёрта в дымке синей –
ты всевластный, всемогущий, ты великий,
независимый, свободный словно демон –
вот, малыш, какой ты будешь повелитель,
вот такое ты во сне увидел демо…
Трёхголовый милый маленький дракончик
спит на маминой груди, сопит в три носа –
спи, мой мальчик ненаглядный. День закончен.
Спи, герой мой, новый Навуходоносор…
Судьба
Не знаю, друг, где ты живешь, а я
Живу на дне — я маленькая рыбка;
Мой дом — среди бутылок и обрывков
Сетей гнилых, железок и тряпья.
Я тварь безмолвная. Таких нас здесь
Мильёны. Легион. Мы ходим стаей,
И жизнь у нас как дважды два простая -
Плыви куда и все, коль хочешь есть,
Плыви со всеми, если хочешь жить,
Виляй хвостом как все, блести боками -
А что поделать, раз судьба такая?
Молчи как все, кормись и не брюзжи.
А то в один прекрасный день сюда
Из высших водных сфер, где всё иное,
С проверкой страшный явится судак -
Как здесь на дне? Дно, часом, не двойное?
А снизу не стучат ли?..
Не стучат.
Здесь всё, конец. Капец и полный аут.
Здесь только мы живём как можем, да у
Разбитой лодки парочка щучат.
Здесь дно. А потолок у нас — вода,
Поэтому тут вечно протекает,
Жить по уши в воде — судьба такая,
Мы и не жили лучше никогда.
Хорош ли, плох, но это дом родной.
Как убеждал карась розовощёкий -
Красивых банок и блестящих стёкол
Полно здесь — словом, золотое дно.
И строго скажет нам судак: «Плотва,
Молчать и слушать всем мою команду!
Вам в помощь рыбий бог и донный ангел -
Простой пустяк я требую от вас:
Освоить пенье хором!» — и в глаза
Посмотрит как-то ласково-сурово:
«Во вторник приступайте к тренировкам!
Срок — сорок дней. И прекратить базар!»…
И все мы будем будто под гипнозом,
Уверуем в успех, в себя, в него -
Забыв, что мы — суть дно биоценоза -
Ни ангел не поможет нам, ни бог…
Как можно песни выучиться петь,
Когда нет речевого аппарата?
Напрасный труд и сил пустая трата –
А ведь могла б со всеми потерпеть,
Могла бы, на худой конец, купить
Простой китайский синтезатор речи -
Хотя зачем? И так гремит над речкой