Виланд

Димка не стал спорить, спрятал листок в книжку с любимыми сказками про Винни-Пуха и Мумми-троллей, а перед сном доставал его и рассматривал. Листок, гладкий и тёплый, в электрическом свете блестел медовым глянцем и пах чем-то совершенно заморским. Димка мечтал. Он представлял, как огромный медведь ведёт его тайными тропами в страну, где в лесу стоят домики сказочных существ, а на большущей поляне возвышается дворец с множеством башенок...

Наступило 25 сентября. Димке ужасно не хотелось идти в школу, он боялся, что пока его не будет дома, за ним придут, чтобы отвести на Праздник. Но мама и слышать ничего не желала. И Димка на уроках был невнимательным, часто поглядывал в окно, на берёзовую аллею. По этой аллее Димкина мама всегда возвращалась из города, эта была самая короткая дорога от автобусной остановки к Димкиному дому. Может быть, я их увижу, думал Димка. Тех, кто придёт за мной...

А в этот день, как назло, в аллее то и дело показывался какой-нибудь прохожий, и Димка чуть не вскакивал с места, вытягивал шею...

— Дима, если не прекратишь вертеться, станешь в угол! — с досадой сказала Мария Андреевна. И Димка вздрогнул. Его никогда не ставили в угол. Он просто умрёт от стыда. И, кроме того, из угла уже, наверное, не разглядишь, что делается за окном!

Покраснев, Димка опустил глаза и целую четверть часа не отрывал взгляд от парты. Вдруг за окном раздался свист. И Димка не вытерпел!

Какой-то калека-старичок плёлся по дорожке у школьных клумб. На поводке он вёл такого шелудивого и тощего пса, что было вообще непонятно, как это животное ещё не испустило дух?!

Димка почувствовал на себе взгляд учительницы и от страха перед неминуемым наказанием даже зажмурился на секунду.

— Встань, Дима, — сухо сказала она.

В этот миг свист повторился.

Бамц! Стекло как раз у учительского стола высадили каким-то непонятным предметом. Предмет этот влетел в окно, упал возле доски. Кое-то из девчонок взвизгнул.

Димке сперва показалось, что на полу копошится комок старых тряпок величиною с футбольный мяч. Вдруг комок распрямился, и весь класс, замерев от изумления, уставился на крохотное человекоподобное существо. Мордочка его напоминала лисью тоненьким носом, узеньким подбородком и треугольным разрезом глаз. Соломенные волосы топорщились во все стороны, а одежда лилипута была такою драной и грязной, как будто целая стая собак дралась из-за неё целый час.

— Бородавка ты волосатая! — выкрикнул лилипут кому-то в окно. — У них же тут форточка есть!

В этот момент Мария Андреевна решила упасть в обморок. Пока дети лихорадочно соображали, кому глазеть на удивительное "чудо из окна", а кому бежать в учительскую, чтобы спасать Марию Андреевну, послышался хруст и звон, и остатки стекла свалились на пол, а в окно просунулась рука. Это была очень длинная, очень жилистая рука с мосластыми пальцами и тёмной, почти как у негра, кожей.

За рукой показались волосы, которые любой принял бы просто за вороньё гнездо, не окажись под ними головы. А голову можно было узнать по глазам. Глаза были белые и мигали. Всего на миг они задержались на лилипуте, сощурились и стали пристально обшаривать класс.

Анька Дурнова пронзительно заверещала.

— Цыть! — сказал обладатель вороньего гнёзда.

И Анька поперхнулась, как будто ей в рот попала лягушка.

— Окно-то поправим, плёвое дело! — пробормотал лилипут. — Чё блажить-то?.. Кто тут Дима? Ты, видно?

Димка обомлел от радостного понимания — за ним, это за ним!

— Я... — прошептал он. И, испугавшись, что не услышат, повторил звонко: — Я!

...Длиннорукий и длинноногий Жердюн (тот, с гнездом на голове) помог Димке вылезти в окно. Портфель Димка забыл у парты и не скоро про него вспомнил. Лилипут уходил последним, дунул на осколки — и стекло сложилось, как мозаика, встало на место, даже сделалось новым и чистым. За ним Димка, обернувшись, видел обалделые лица ребят...

— Времени у нас ещё много, — сообщил Димке лилипут. — Дома-то знают, что ты идёшь в Лес?

Димка вздохнул и помотал головой:

— Не поверила мамка... Давайте зайдём, пусть она вас увидит, а? Пожалуйста!

— Дак оно... это... — Жердюн смутился. — Люди же...

— А пускай! — махнул ладошкой лилипут. — Чего ж...

— А не выпугаем? Штобы кровь не застыла... Надо было Голобоку с тобой идти, он благообразный.

— Ты глазьми своими совьими поменьше лупай. Стань за уголок, а с женщиной я сам говорить буду.

Пока шли к Димке, лилипут, исчезнувши на пару минут, вынырнул откуда-то едва ли не из под самых Димкиных ног с букетом огромных, пахнущих так, будто целый июньский луг вздохнул в лицо Димке росной, утренней свежестью, цветов, белых, сияющих. Их он и вручил Димкиной маме, едва переступив порог, и тараторил при этом, как полуразбитый велик на ухабах:

— Ах, дражайшая хозяюшка-сударыня! Что за день! Вседобрейший денёк! А уж мы как рады! Позвольте вам... Я, значит, зовусь Колотун, из Леса мы, но пугаться нас не надо, никак не надо, так как мы к такой дорогой хозяюшке расположены исключительно дружелюбно и намерения имеем самые порядочные.