Вильгельм Кейтель - Размышления перед казнью

В 8 часов утра я уже снова был на нашем командном пункте, где застал совершенно изменившееся положение лагеря, который в ближайшие дни мог беззащитным и ничего не подозревающим оказаться в руках русских. Я обсудил все это с Йодлем и приказал Хайнрици и генералу фон Мантейфелю⁵⁴⁵ встретиться севернее Ной-Бранденбурга и снова выехал туда. Тем временем Йодль весьма жестко сделал внушение начальнику штаба группы армий.

Во время моей поездки на север я наконец встретил 7-ю танковую дивизию и после долгих поисков нашел ее штаб. Там как раз находился и офицер связи из группы армий, старший офицер саперных войск, которому командир дивизии в тот момент показывал на карте маршрут дальнейшего отступления. Этого только недоставало! Пришлось и мне поневоле выслушать общий план отхода группы армий, о котором ни ОКВ, ни, самой собой разумеется, фюрер и генерал Кребс не могли иметь ни малейшего представления. Этот приказ был отдан вечером, после моего отъезда с командного пункта группы армий, т.е. уже тогда был делом решенным. Его отдача без утверждения ОКВ и лично фюрером явилась результатом моего откровенного разговора с Хайнрици, который заключил отсюда, что фюрер вмешаться в обстановку уже не в состоянии, а потому он может действовать по собственному усмотрению, намереваясь сдать свою группу армий американцам на Эльбе⁵⁴⁶. Правда, об этом я узнал позднее от преемника Хайнрици; сегодня мне известно, что его начальник штаба, генерал фон Трота, инициатор этого плана, был тоже смещен с должности в тот же вечер...

Итак, 7-я танковая дивизия, согласно приказу, отправилась в район сосредоточения с целью только обороны, чтобы в течение дня облегчить отступавшим частям отрыв от противника. Такое использование танковой дивизии сильно возмутило меня к удивлению командира дивизии. К тому же я не принял невероятно трудного решения снова забрать эту танковую дивизию у корпуса Штайнера в тот момент, когда она была предназначена для решающего наступления на юг, на успех которого, учитывая достигнутое генералом Венком с его 12-й армией, не только фюрер, но и мы возлагали такие большие надежды. <...>

Приказав командиру 7-й танковой дивизии доложить мне обстановку, возникшую в результате отхода фронта (это было во время прорыва русских через Одер), я разъяснил ему, что чистая оборона для танкистов здесь неуместна и сила его — только в контрнаступлении. Он, само собой разумеется, видел это и сам, но считал, что занятие исходной позиции его дивизией потребует слишком много времени, а потому сегодня это большого результата не даст. Тем не менее я приказал ему действовать сообразно характеру его рода оружия, ибо все остальное — бессмысленно. <...>

В первые послеполуденные часы у меня состоялась встреча с генерал-полковником Хайнрици, на которой присутствовал и генерал фон Манпггейн⁵⁴⁷. Беседа наша носила очень серьезный характер, ибо в крайне резкой форме я обвинил Хайнрици в том, что он утаил свой план отступления и от меня и от О КВ. Он признал наличие такого плана, но объяснил отвод своего южного крыла через и за Шорнхайде, подчеркнув, что этот маневр и сокращение линии фронта он твердо держит в своих руках. Показанный мне в штабе 7-й танковой дивизии план служит лишь для введения в курс дела штабов саперных частей с предположительной целью установки заграждений и взрывов на случай отступления и т.п. После того как я проинформировал Хайнрици о положении 12-й армии (Венк), эсэсовского танкового корпуса Штайнера и корпуса Хольсте, а также обрисовал крайне критическую обстановку севернее и северо-восточнее Берлина (сложившуюся в результате самоуправного отвода левого крыла, что угрожало с тыла Штайнеру), он обещал впредь следовать моим приказам и упорядочить общее руководство действиями подчиненных ему войск. Мы попрощались внешне корректно, при этом я напомнил ему о нашей старой дружбе и о данном мне слове.

Вечером [28 апреля] с наступлением темноты я вернулся в наш лагерь. Йодль считал, что положение на южном крыле, т.е. севернее Берлина, значительно ухудшилось. У меня состоялся продолжительный телефонный разговор с генералом Кребсом, находившимся в Имперской канцелярии; поскольку фюрер адресовал меня к нему, поговорить с Гитлером лично я не смог⁵⁴⁸. Телефонная связь неоднократно нарушалась и прерывалась. Пока радиобашня как приемная и передающая радиостанция все еще находится в наших руках, а привязные воздушные шары действуют, можно будет восстановить и проводную связь с Имперской канцелярией, а также и поддерживать радиосвязь с бункером фюрера.