— Полно вам, Георгий. Пусть в нашей культуре, как на бесхозном дворе, элитные семена пускают к солнцу ростки в соседстве с ничтожными сорняками, пусть они даже мало-помалу вытесняются их примитивной и дикою силой, — Расьоль приосанился, — но ведь старые нивы давно оскудели. А ими взращенные всходы, как и развалина-вечность, отошли в мир иной, — он отложил вбок тарелку — показать, что «мир иной» располагается не вверху, а внизу. — Как-то не клеится рисовать современника, десятилетиями возводящего храм, да еще и вручную. Куда легче представить его хватающим птицу удачи за хвост на лету.
Если это и был намек, то Суворов явно его не уловил:
— В том и штука: цель победила предназначение. Минута же перевесила вечность. Вместо старинных ходиков в дело вступает секундомер. Он считает нас… Будто бы делит на дроби.
Георгий вдруг сделался мрачен. А вот Расьоль, наоборот, повеселел. Осклабившись, он подсказал:
— Не забудьте про телевидение и Интернет. Они-то вовсе нас ни за что не считают! Зато нам даровано «лепить» историю на заказ — достаточно нажать кнопку пульта или порыскать в поисках подходящего сайта по «паутине всемирного разума». Щелкая по каналам, любой осел нынче вправе сам для себя выбрать историю, а также ее персонажей. Супермаркет энергии творчества под любой кошелек. Вопрос, кто там всем заправляет и кто расставляет по полкам товар, чем дальше — тем более празден. Манипуляция манипулируемых манипуляторов. Ужас, Суворов! Не пора ли нам сбить самолет?.. Черт, улетел. Неужели же не в кого выстрелить? — Расьоль посопел, теребя их молчание за рулетик салфетки, потом вопросил: — И все-таки, что же нам остается? Кому доверять? Ага, я придумал: науке!
Занятый мрачными мыслями, Суворов, похоже, расслышал только последнюю фразу. К ней он отнесся скептически:
— Если только она устоит пред соблазном сыграть в ту же дурную рулетку. — Совершив усилие над собой, он вернул себя в русло беседы и, набрав полную грудь воздуха, пояснил: — По Москве недавно гуляла одна удалая теория. Некоему математику, привыкшему иметь дело с формулами, взбрело на ум сопоставить историю общества с историей развития технологий. К своему удивлению (или радости, тут уж не знаю), он обнаружил, что одна из историй вроде бы лжет. Когда речь идет о вранье, подозрение падает не на технику, а на людей. — Он сделал паузу, изо всех сил не глядя на Дарси. Тот так же упорно взирал лишь на горы и озеро. Расьоль с очевидной приязнью изучал подноготную их поведения. Когда очередной спазм молчания миновал, Суворов продолжил: — Так вот, этот самый математик не нашел убедительных доказательств, например, тому обстоятельству, что Александру Великому было под силу
— А вдруг ваш чудак прав? — перебил Расьоль и посмотрел, ища поддержки, на Дарси. — Вы что, больше верите Риму? Я, признаться, лучше уж поболею за математика… По крайней мере он подарил нам интригу.
— В том и дело, Жан-Марк, — сказал Суворов. Видно было, что думает он о другом. — Мы настолько привыкли плеваться в историю, что нам, право же, легче ее, всю целиком, обменять на пикантный сюжет. Это нас
— Филипп Мюрэ попал в точку.
— В общем, да. Увы, да… — Настроение у Георгия окончательно было подпорчено. В отличие от начала завтрака, теперь беззаботность излучал только Расьоль: