Вилла «Белый конь»

Я ничего не знал о Египте, о чем прямо заявил.

– Думаю, вы просто скромничаете, – весело и рассеянно отозвалась она. – Вот тут столовая. Октагональная[50]. Так, кажется, говорится, да? В ней нет углов.

Я сказал, что она совершенно права, и похвалил пропорции.

Вскоре осмотр был закончен, мы вернулись в гостиную, и миссис Такертон приказала подать чай. Чай подал тот же потрепанный слуга. Огромный викторианский серебряный чайник не мешало бы почистить.

Когда слуга покинул комнату, миссис Такертон вздохнула.

– После смерти мужа женатая пара, которая служила ему почти двадцать лет, настояла на увольнении. Они сказали, что уходят на покой, но после я слышала, что они нашли другое место, где больше платят. Я лично считаю просто абсурдной такую высокую плату. Как подумаешь, во сколько обходятся питание и жилье прислуги… Не говоря уж о том, сколько стоит обстирывать их.

«Да, – подумал я, – ну и стерва». Бледные глаза, поджатые губы… Скупость и алчность – вот они.

Было нетрудно вызвать миссис Такертон на разговор. Поговорить она любила. Особенно о себе. И вскоре, внимательно слушая и вставляя время от времени ободряющее словцо, я уже многое знал о хозяйке дома. Она и не сознавала, как много я узнал из ее болтовни.

Я узнал, что она вышла замуж за Томаса Такертона, вдовца, пять лет тому назад. Она была «намного, намного моложе его». Они познакомились в большом приморском отеле, где она работала дежурной по этажу. Она и сама не заметила, как выболтала последний факт. Его дочка училась в школе неподалеку – «мужчине так нелегко решить, что делать с девочкой, когда он берет ее с собой».

– Бедный Томас, он был так одинок… Его первая жена умерла несколько лет назад, и он очень по ней скучал.

Миссис Такертон продолжала набрасывать свой портрет. Милосердная добросердечная женщина сжалилась над стареющим одиноким мужчиной. Его ухудшающееся здоровье, ее безраздельное служение его интересам…

– Хотя, конечно, на последних стадиях его болезни я даже не могла иметь никаких собственных друзей.

Я задумался – может, ее друзья были мужчинами, которых Томас Такертон счел подозрительными? Это могло бы объяснить условия его завещания.

Джинджер навела справки о завещании Такер-тона в Сомерсет-Хаус[51]. Посмертные дары старым слугам, паре крестников, потом пункт, касающийся содержания жены – содержания достаточного, но не чрезмерно щедрого. Суммы, оставленной в руках доверенного лица, хватило бы, чтобы до конца дней наслаждаться безбедной жизнью. А все остальное – капитал, исчисляемый шестизначной цифрой, – отходило в полное и безраздельное владение дочери, Томазины Энн, либо по достижении ею двадцати одного года, либо когда она выйдет замуж. Если она умрет до двадцати одного года и незамужней, деньги должны были перейти к мачехе. Похоже, другой родни у Такертона не было.

«Большой куш», – подумал я. А миссис Такертон любит деньги… Это просто бросалось в глаза.

Я не сомневался – собственных денег она никогда не имела, пока не вышла замуж за своего пожилого вдовца. Может, тогда ей это и пришло в голову? Живя с помехой – больным мужем, – она мечтала о тех временах, когда станет свободной, все еще молодой и такой богатой, какой ей не приснилось бы в самых смелых снах. Возможно, завещание стало для нее разочарованием. Она предвкушала дорогостоящие путешествия, роскошные круизы, наряды, драгоценности – а может, просто удовольствие владеть деньгами, наращивая на них проценты по банковским вкладам.

А вместо этого все деньги должны были отойти девчонке! Именно ей суждено было стать богатой наследницей. Девчонке, которая, скорее всего, не любила мачеху и демонстрировала это с беспечной безжалостностью, свойственной юности. Девчонка должна была стать богачкой… если только не…

Если не…

Неужели такой причины оказалось достаточно? Мог ли я всерьез поверить, что эта мишурная блондинка, так бойко изрекающая банальности, сумела отыскать виллу «Белый конь» и организовать смерть юной девушки?

Нет, я не мог в такое поверить.

Тем не менее надо было выполнить то, за чем я сюда пришел. И я сказал – довольно резко:

– Между прочим, я как-то раз встречался с вашей дочерью… то есть с падчерицей.

Миссис Такертон взглянула на меня с легким удивлением, но без особого интереса.

– С Томазиной? В самом деле?

– Да, в Челси.

– А, в Челси… Да, такое весьма вероятно… – Она вздохнула. – Эти нынешние девушки! С ними так трудно. На них как будто никто не в силах повлиять. Это очень расстраивало ее отца. Конечно, я ничего не могла тут поделать. Она всегда отмахивалась от всех моих слов. – Снова вздохнула. – Понимаете, она была почти взрослой, когда мы с ее отцом поженились. Быть мачехой…

Миссис Такертон покачала головой.

– Да, это всегда нелегко, – сочувственно сказал я.

– Я относилась к ней снисходительно… Делала все, что могла, во всех отношениях.

– Я уверен, что так и было.