Вилла Гутенбрунн

— Не надо, Ариша… Ну что тебе до этого письма? — поддержала Соню её близкая подруга, Маша Карнович, самая красивая девушка не только в их институте, а, как думали воспитанницы, — во всём Петербурге. В ответ Арина Зотова лишь расхохоталась и развернула-таки злосчастное письмо. Обычай в Смольном был таков, что ни одно послание воспитанницы к родне не могло быть отправлено, минуя цензуру в лице классной дамы, но почти все девицы к старшему классу умели обойти этот порядок. Во всяком случае, Соня отнюдь не желала, чтобы её требования к матери были прочитаны во всеуслышание. Ведь тогда они поймут, как тяжело ей изворачиваться из-за каждого гроша, прикидываться, что её семья занимает прежнее блестящее положение в столице…

— Отдай! — требовательно проговорила она и потянулась за письмом. Арина, громко смеясь, подняла руку над головой; сзади на неё налетела верная подруга Маша и попыталась отобрать листок. Соня уже и согласна была, чтобы письмо просто порвали, ничего, она напишет новое…

— Хватай её, — велела она Маше.

Воспитанницы Смольного сцепились друг с другом, вероятно, дортуарная дама не могла не услышать шум и визг; их непременно наказали бы за столь неподобающее поведение, если бы за спиной Сони не раздался голос, прозвучавший негромко, но очень ясно:

— Прекратите немедленно.

* * *

Всхлипывая и тяжело дыша, Сонечка обернулась; на её счастье, это оказалась ещё одна воспитанница — княжна Алерциани. Она только что вернулась в дортуар после занятия с учительницей музыки.

— Арина, перестань же, — повторила княжна, и та неохотно, но всё-таки послушалась. Швырнула на сонину кровать смятое письмо, грубо оттолкнула стоявшую рядом Машу и направилась в дальний угол дортуара.

— Спасибо… Она ненормальная, просто даже гадкая… Я её ненавижу, — бормотала Соня. Во время возни с Ариной её передник съехал набок, волосы растрепались. В этот миг дверь распахнулась, и на пороге появилась дортуарная дама m-lle Щеголева.

— Что здесь происходит?! Вы не умеете вести себя пристойно! Кто визжал? Ты, Зотова? Ты, Опочинина? Что с твоим платьем, на кого ты похожа?!

Соня стояла неподвижно; ясно было, что ускользнуть от наказания теперь не удастся. «Только бы, — мысленно взмолилась она, — не узнала ещё и главная инспектриса, мадам фон Пален… Со свету ведь сживёт, да ещё со своей милой улыбкой и показным участием».

Судя по отчаянным глазам Маши Карнович, та думала о том же. Воспитанницы боялись инспектрисы куда больше, чем классных и дортуарных дам. Те были грубы и наказывали, но делали это по обязанности, мадам фон Пален же часто наслаждалась своею властью и не терпела даже намёков на непочтительность.

— Простите, мадемуазель, — спокойно произнесла по-французски Диана Алерциани. — Девицы просто резвились, они и не подозревали, что так сильно шумят. Мы уповаем на ваше великодушие и доброе сердце, а mademoiselles Опочинина и Зотова тотчас приведут себя в порядок.

Приветливый тон, а более всего — безупречное французское произношение княжны Алерциани, как всегда, обезоружили дортуарную даму. Всё начальство — от инспектрисы до классных дам — подспудно обожало дочь грузинского князя не только за знатность и богатство, но ещё за рассудительность, спокойный нрав и блестящие успехи в учении. Диана появилась в классе позже всех: её семейство долго жило за границей. В первый же день выяснилось, что она прекрасно знает немецкий и английский языки, а по-французски говорит едва ли не лучше преподавателя. Поскольку французский язык и умение хорошо держаться почитались в Смольном более, чем что-либо иное, Диану мгновенно провозгласили первой ученицей. В дальнейшем княжна многажды подтверждала право на такое звание: она единственная из всех проводила большую часть времени за книгой, хорошо знала русскую орфографию и словесность, была сильна и в истории. И в характере княжны было что-то такое, от чего даже «отчаянные», подобно Арине Зотовой, тушевались перед ней; ни одна из классных дам никогда не повышала на неё голос.

Диану нельзя было назвать красавицей. Она была полной, ступала тяжело, двигалась медленно и слегка неуклюже — но вьющиеся чёрные волосы, большие тёмные глаза и белозубая улыбка делали её привлекательной. Не обладая лёгкостью и грацией, она, однако, вовсе этим не конфузилась и ни разу не выказала зависти к институтским les belles — Сонечке Опочининой и Маше Карнович.

— Девицы Зотова и Опочинина, извольте поправить платья и прически, да поживее! — приказала дортуарная дама. — И чтобы впредь подобное не повторялось, иначе будете примерно наказаны!

Лишь, когда дверь за m-lle Щеголевой с треском захлопнулась, Сонечка облегчённо вздохнула.

— Диана, голубушка, золотая, вот спасибо! — воскликнула она и, подскочив к княжне, осыпала поцелуями её плечи и волосы.

— Диана, душка, да как же у тебя так получается? — вторила Соне Маша Карнович. — Ведь не миновать бы нам весь обед у стенки простоять(1)… А то и хуже.