Вилла «Инкогнито»

– В Декларации независимости, – сказал Стаблфилд, – мы определили себя как народ, стремящийся к счастью. Что само по себе свидетельствует о врожденном чувстве неудовлетворенности. Совершенно незачем стремиться к тому, что и так имеешь.

– Даже трогательно, – сказала Лиза, – до чего же американцы гордятся собой, как они брызжут подростковой бравадой при том, что на самом деле ужасно в себе не уверены.

– Самомнение и неуверенность в собственных силах обычно идут рука об руку. Это две стороны одной медали. Но ты все это прекрасно знаешь. И всегда знала. – Стаблфилд подлил ей шампанского. – А теперь расскажи, дорогая, – сказал он будто бы в шутку, – скольких из моих несчастных собратьев тебе удалось вывести из ступора?

Она только усмехнулась, чего он и ждал. Махнула свободной рукой.

– Не говори ерунды. Это не моя сфера. Мы с тануки просто ездим из города в город со своим номером. Гип-гип, хо-хо, пла-бонга, пла-бонга. Людям это нравится, но никто после представления не мчится домой и не спускает прозак в унитаз.

Он этого и не ждал. Однако никак не мог избавиться от ощущения, даже от подозрения, что за цирковым номером мадам Ко (как и за большинством поступков Лизы) скрывается некое поучение, что это – едва различимая, но вполне физическая манифестация тайного философского знания. Мало что свидетельствовало в пользу этого ощущения, разве что не раз слышанные им от Лизы странные высказывания в духе дзен, усвоенные ею от матери, а мать очевидным образом, хоть и непонятно как, на нее повлияла. Было ясно, что наличие у Лизы во рту сомнительного свойства имплантата, наследовавшегося из поколения в поколение – а он для нее очень много значил, правда, она не объясняла почему, – еще больше усиливало ее загадочность. Но не станет же цивилизованный человек воображать бог знает что, основываясь на шишке во рту.

Стаблфилд отлично осознавал, что обоснованно ли, нет ли, но он всегда испытывал перед Лизой некоторый трепет, а любая попытка облечь этот трепет в слова приводила обоих в замешательство: Стаблфилда – поскольку его это интеллектуально уязвляло, а Лизу – поскольку… впрочем, возможно, она просто кокетничала. Как бы то ни было, сейчас он не имел ни малейшего желания развивать эту тему. Он хотел воспринимать Лизу как есть; такая и такая. Возможно, она такой и была на самом деле.

– Это всего лишь шоу, – сказала она, словно прочитав его мысли. – И мне пора возвращаться на это шоу.

– Уже? О! Слышала? Это содрогнулось от горя мое израненное сердце.

– Ты просто отрыгнул! – Она погрозила ему пальцем и рассмеялась. – Если я доберусь сегодня до Вьентьяна, завтра смогу улететь. А что же будет с тобой и с Дики? Я ведь собиралась вернуться в Лаос только в конце октября…

– Ах да! К свадьбе. Что ж, я как шафер буду хотя бы иметь право поцеловать невесту.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и по этому взгляду любой – а не только детектив или психиатр – сразу бы понял, что на теле будущей супруги не осталось ни сантиметра, который он сотни раз не обцеловал. Щеки ее вспыхнули, но она продолжила:

– Теперь все эти планы висят на волоске. Рано или поздно тебя все равно начнут искать. По-моему, ты относишься к этому слишком легкомысленно, а зря. Ты ведь в серьезной опасности.

– Позор тем, кто вне опасности.

– Я оставлю тебе номер своего сотового. Позвони, когда (или если) пустишься в бега. Боюсь, Дики и бежать-то некуда. Вряд ли он сможет и дальше торговать рубинами, а денег за последнюю партию он от Дерна так и не дождался. Он…

– Да не волнуйся ты. Я о нем позабочусь. Лично я считаю, что американское правительство – самая простая из проблем Голдуайра.

Лиза, разглаживавшая смятое платье, резко вскинула голову.

– Что ты хочешь этим сказать?

Стаблфилд ничего не ответил, лицо его оставалось непроницаемым, но они оба отлично понимали, что он имеет в виду «имплантат».

* * *

Папка, что прежде лежала на столе полковника Томаса, та, вторая папка, теперь покоилась на покрытом льняной скатертью столике в одном весьма консервативном ресторане Сан-Франциско, знаменитом крабовыми салатами по-луизиански и квасным хлебом – от него-то сотрудник оперотдела Мэйфлауэр Кэбот Фицджеральд осторожно отщипывал по кусочку, видимо, в надежде, что его камни зарастут мхом.

В папке лежали фэбээровские досье на трех пропавших без вести офицеров, чей В-52 (прозванный однополчанами «Мозговым центром» и «Умником») в 1973 году рухнул где-то по западную сторону лаосско-вьетнамской границы. Досье на эту троицу были собраны подробные, но для наших целей (какими бы они ни были) нам будет достаточно нескольких характерных фактов.

ДЕРН В. ФОЛИ