Вилла мертвого доктора

— Честно говоря, не знаю… Выясню, немедленно вам позвоню. — Сандра помедлила. — Кэрон, так вы нам дадите ключ?

— Сначала надо понять, от чего этот ключ… Но он у меня, и вы на меня можете рассчитывать.

— Не знаю, как благодарить, миссис Ронсфельд. О тайнах Шеппард‑Хауза вообще ходят легенды.

— Я не люблю легенд, — вымолвила Кэрон устало. — История юношеской любви с продолжением — вот все, о чем я сказала. Но вы ведь хотели еще о чем‑то спросить?

— У нас есть различные версии случившегося, но ни одна из них не выдерживает серьезной критики. Более того, поделюсь с вами, как с человеком, который мог быть нашим сотрудником, — у нас есть подозреваемый, против которого имеются и улики — прямые и косвенные, но мотивы его действий остаются нам неясны.

— Он что же, — Кэрон внимательно поглядела на Сандру. — другого поля ягода? Не того круга человек, у которого могли бы быть личные дела с Ричардом?

— Почему вы так думаете?

— Агент, или консультант, — как хотите! Вы сами послушайте, что вы мне рассказали. Что вы задержали человека, что против него есть улики… Верно? Тут бы и забыть об этом и перейти к другим делам. А ваш коллега вместо этого звонит Клоду в Сан‑Франциско, вы приезжаете ко мне. Ответ может быть только один — вы не верите, что человек этот действовал сам, без чьих‑то указаний. Полагаете, что он скрывает истинного заказчика, выдвигая какой‑то ложный мотив. — Кэрон еще раз внимательно посмотрела на Сандру и закончила: — И этот мотив настолько личный, что, по вашему мнению, никак не может связывать задержанного уголовника с почтенным профессором. — Ронсфельд с удовольствием посмотрела на обескураженную Сандру и сделала еще глоток. — И я вам сейчас даже назову этот мотив. Речь идет о женщине, верно?

Сандра вышла на улицу, села в автомобиль, но не торопилась завести мотор. Совсем того не ожидая, она вдруг узнала о тайне Фелпса. Тайне, которая длилась всю его жизнь.

«Вот почему он на самом деле так воевал за Шеппард‑Хауз! — думала Сандра. — Кэрон — вот причина. Его любовь и память о прошлом. А красота и необычность особняка и все прочие доводы — это для публики…»

* * *

…А здесь, в Лос‑Анджелесе, никак не кончается вечная калифорнийская весна. Цветут бугенвиллеи, нежным цветом занимаются чернильные деревья, и кажется, что зимы никогда не будет. Кого‑то это, может, и радует, но когда человек привыкает к этой вечной весне, она тоже начинает надоедать — так уж мы устроены.

Олег шел по зеленой улочке, которая вела от Шеппард‑Хауза дальше, в горы. Вчера улетел по срочному заданию куда‑то в Юго‑Восточную Азию Хопкинс. Он оставил Олега главным на деле Фелпса, и в группе это ни у кого особых вопросов не вызвало — в конце концов, этот русский со своей странной улыбкой, всегда приветливый и всегда непроницаемый, уже не раз руководил здесь ответственными операциями, подчиняясь напрямую или заместителю начальника группы, или даже самому шефу. Взять хотя бы дело Франклина или нашумевшее в свое время убийство в мемориальном парке «Изумрудные луга»… Непонятно, откуда у этого русского такой американский английский, с некоторым даже нью‑йоркским акцентом, и непонятны его неожиданные отъезды и приезды. Но люди в группе твердо усвоили, что спрашивать, если речь не о дознании, — привилегия слабых, а они на работе для того, чтобы находить ответы. А потому вопросов никто не задавал.

Когда‑то Олегу это нравилось. Уже давно он ясно понял, что без этого порядка работать было бы просто невозможно. «Делай свое дело и своевременно рапортуй руководству» — вообще, как выясняется, прекрасный принцип, и именно из этого и надо исходить. Делай свое дело… Дело Ричарда Фелпса и вправду становилось для Олега все больше своим.

Позавчера звонил Рэдфорд. Поздравил с задержанием опасного преступника. Выразил надежду на то, что возмездие будет быстрым и неотвратимым… Словом, выдал весь джентльменский набор расхожих фраз, как обычно. А потом вдруг спросил совершенно по‑человечески: «Алек, как, по‑вашему, расколется он?» — «Ничего не знаю, — ответил Потемкин искренне. — Он — тертый калач». — «Во всяком случае — вы можете перевести дыхание, — продолжал Рэдфорд. — Опасный преступник задержан, это — главное, верно?» — «Боюсь вас разочаровать, — отвечал Потемкин, — но для нас еще далеко не все ясно. Большая работа еще предстоит». Рэдфорд хмыкнул — не то одобрительно, не то иронически — и попрощался.

Итак, Люкас Келлер арестован. С ним работают. Скорее всего, он признается в убийстве Фелпса. А если не признается? Характерный прикус на мундштуках сигарет, кроссовки, на которых остались следы глины с того самого холма у клиники, запись его входа в клинику как раз за минуты до убийства… Все улики, но косвенные. Нет сегодня человека, который видел, как Келлер вошел в кабинет Фелпса. И еще остается неясным, почему понадобилось уголовнику идти на убийство знаменитого медика…