Вилла мертвого доктора

Здесь, у Саманты, обратное. У нее, естественно, великолепный английский, американские манеры и стиль — и тем не менее ее, вследствие ее явно латиноамериканской внешности, спрашивают о том, когда она приехала в страну… И опять‑таки пришло воспоминание: когда‑то давно, приглашенный в компанию людей, говоривших по‑русски и живших в Америке уже не первый десяток лет, Олег с интересом приглядывался к течению вечера. За столом, как почти всегда здесь, была очень интернациональная компания — и украинцы, и евреи, и русские, и армяне. Были и американцы англосаксонского типа. И двое мексиканцев. Был и чернокожий гость, звали его Билл — бойфренд одной из русских девушек, сидевших за столом.

Вечеринка тогда получилась скорее русская, чем американская, — культура общего застолья с тостами и общими беседами в Штатах не слишком популярна, а наши люди, естественно, стараются жить как привыкли. И потому было весело и легко, до тех пор, пока один из подвыпивших гостей — Боря из Киева, кажется, — не стал приставать к Биллу с вопросами о том, из какой страны он приехал в Америку. Олег с интересом наблюдал за развитием их диалога. У Билла, что называется, и мускул не дрогнул на лице. Он ответил, что родился в Америке. Все бы на этом и закончилось, но то ли Борис выпил больше положенного, то ли не обладал душевной деликатностью — кто знает. «Нет, ты мне скажи, из какой страны ты приехал сюда?» — продолжал он с пьяным упорством.

Билл, однако, был хорошо воспитан и хорошо тренирован.

— Послушайте, — отвечал он негромко, потому что разговоры за столом, как это бывает, вдруг затихли, и все прислушивались к их беседе. — Сколько я знаю свою родословную, все мои предки родились в Америке — и отец, и дед, и прадед… Так что мы — именно американцы. Я думаю, это понятно…

Наверняка это было понятно всем, но подвыпивший Борис собирался продолжить свои вопросы, и хозяину дома пришлось под каким‑то благовидным предлогом увести его из‑за стола.

Олег тогда немедленно заговорил с Биллом о чем‑то сиюминутном — то ли о котировке акций «Майкрософта», то ли о скачках… Хотелось сгладить неприятное впечатление — и это получилось, и вечер покатился себе дальше — и вроде никто ничего и не заметил. А ведь подоплека была так проста — белый человек, совсем недавно въехавший в страну, но уже слегка освоившийся, ощущал себя хозяином этой страны. И по праву хозяина допытывался у чернокожего, семья которого жила здесь уже то ли сто лет, то ли двести, откуда этот чернокожий, собственно, родом. Так что надо быть осторожным, если не хочешь обидеть человека.

— Конечно, я имел в виду, сколько лет вы в Лос‑Анджелесе…

— Лет двадцать, наверное. У меня отец служил в армии, заканчивал службу здесь, здесь мы и осели.

— А до того?

— Где мы только не жили… И на востоке страны, и за границей. Но я рада, что он остановился в Калифорнии. Здесь тепло. А я люблю, когда тепло. Но вы же не о климате пришли со мной беседовать?

— Нет, конечно. — Сандра, как было договорено у них с Олегом, после вступительной части, когда она наблюдала за Самантой со стороны, взяла инициативу в свои руки: — Саманта, вопросов у нас на самом деле много, но главных — два. Первый — как вы относились к доктору Фелпсу?

Саманта зябко повела плечами.

— Как бы я к нему ни относилась — какое это теперь имеет значение? Когда его нет? — Она отвернулась и провела рукой по лицу — слезу стерла или играет?

— Мы ищем убийцу. И от того, что вы расскажете, может зависеть очень многое.

— Все у меня в жизни не так, как у людей… — Саманта присела на стул напротив Сандры и посмотрела на нее в упор. — Вы женщина, вы поймете… Любить женатого мужчину всегда трудно. А особенно здесь, среди всеобщего лицемерия. Если я вам скажу, что много лет его любила, — вы вряд ли мне поверите. А если добавлю, что он меня тоже любил, — не поверите совсем. Тем не менее это правда.

— Как долго это длилось?

— Лет семь, я думаю… Только учтите, что, когда я говорю о любви Ричарда ко мне, я себе не строю иллюзий… В том смысле, что я у него была не одна. Он вообще в отношениях с женщинами не очень себя утруждал выбором. То ли оттого, что у него с женой сразу все не так пошло, то ли он всегда был таким — понятия не имею. Не знаю и знать не хочу. Но то, что он всегда возвращался ко мне, — это точно. Нет, жениться на мне он не хотел, — сказала Саманта, как бы отвечая Олегу на незаданный вопрос. — Он говорил, что хватит с него и одной женитьбы. А вот очень хотел, чтобы у нас был ребенок. Тут я не соглашалась. А теперь вижу, что зря. Ему, Фелпсу, вообще трудновато приходилось в жизни, хотя все считали, что он везунчик. Но со мной он не притворялся… Знаете, он мне даже говорил не раз и не два: «Я спокоен, потому что, если эта свора меня достанет окончательно, у меня всегда есть возможность уйти достойно».

— Вы представляете себе, кого он имел в виду?

— Кто же его знает? Жену — это наверняка. Но и этих его — по бизнесу. Фелпс всегда занимался бизнесом, а бизнесмен он был, по‑моему, не очень… Он не был хищником, понимаете? А рядом были люди, которые никого не жалели.