Вилла Пратьяхара

— Понятия не имею. Я уже сама волнуюсь. С декабря от него не было ни строчки, написала ему дней пять назад — не ответил. Сегодня впервые вставила русскую симку в телефон, но его пропущенных звонков там не было. Ни одного! Он мне просто ни разу не попытался позвонить даже! Набрала его сама, один бог знает, сколько это вообще стоит, вот так вот звонить из Тайланда? Ладно, думаю, хер с ними, с деньгами, был бы результат. Так нет — не взял трубку. Написала сегодня утром целых два смс — и все напрасно. Он как испарился. Вчера ходила к французу, у него есть интернет, он любезно предложил… написала Ляле… ну — это моя подруга, у нее муж вместе со Стасом работает. Может, она что-то знает?

— Может, он просто не хочет тебя слышать?

— Почему он не хочет меня слышать? Он полностью одобрил мою поездку сюда, собственно, он являлся ее инициатором, и сказал, что приедет, как только «дд…доделает свои дд…дела»!

— Ну мало ли… Все бывает. А ты, как я посмотрю, не растерялась. Уже с французом дружишь? И правильно!

Я игнорирую последнюю реплику и молча закуриваю. Тхан приносит мне двойной эспрессо.

— Я не выспалась жутко… В доме какие-то звуки, будто кто-то ходит на первом этаже. И… возможно мне кажется, но у меня ощущение, что вещи то ли пропадают, то ли переставляются местами. Как полтергейст… Сегодня не смогла найти свою расческу, хотя определенно уверена, что оставляла ее вчера в ванной на полочке. А сегодня ее там нет. И вообще нигде нету в доме… Но не будет же кто-то воровать расческу? И на кухне какой-то был бардак странный, будто кто-то рылся в продуктах.

— А ты закрываешься на ночь?

— Да в том-то и дело. Две щеколды на окнах, в ванной и на кухне, у меня сломаны. Пыталась привязывать бечевкой, но она развязывается. Нашла одну сегодня утром валяющейся под окном. Наверное, все это глупости, просто ставни ветром туда-сюда ночью болтает. Но спать все равно стало страшно, хоть съезжай к Лучано! У вас, кстати, как с местами тут?

Ингрид задумчиво почесывает бровь.

— Пустой отель. Как писателя… так все разом и съехали. Самой немного жутковато.

Я хватаюсь за соломинку:

— А, может быть, вы захотите у меня поспать? Ну… чтоб не одной? Раз вам тоже страшно?

— Вот уж уволь меня, милая! — хохочет старуха. — Лучше все-таки ты к нам.

— У вас платить надо.

— Ну и заплати. Поди не разоришься. Ну или позови к себе в гости подружку. Есть же у тебя приятельницы? Не думаю, что в России не найдется желающих пожить в таком раю. Иначе досидишься ты там одна до чего-нибудь по-настоящему нехорошего! Помяни мое слово!

— Ингрид! Прекратите дальше глазить! Вечно вы гадость какую-нибудь скажете!

Шведка откидывается на спинку шезлонга и недовольно жует губами. Над верхней губой собираются противные вертикальные морщинки.

— Ценностей-то у тебя там много? — неожиданно интересуется Ингрид.

Я вздрагиваю:

— Где, в доме? Да, я бы не сказала. Одежда самая обычная, никаких дорогих украшений, даже компьютера нет. Фотоаппарат, кредитка, обратный билет, да и паспорт.

— Ну вот и спрячь все это в сейф к Лучано, — советует старушка. — Береженого Бог бережет! Будешь потом бегать по Бангкоку паспорт восстанавливать, если окажется, что этот полтергейст это все-таки наш вор.

— Наш вор?! Вы же говорили, он уехал?

— Это не я говорила, а дубина-следователь. А как обстоит на самом деле, никто не знает.

День смазан угрюмыми красками. Нехотя, с каким-то странным внутренним стыдом последовав старушачьему совету и отнеся паспорт на хранение к Лучано, уже с обеда я начинаю ждать, когда стемнеет. Время, как обычно оно и делает, когда чего-то ждешь, издевается, растягиваясь и играя в дурацкие неуместные игры. Подойдя, наконец, к горе, ехидное солнце замирает там на целую вечность, не желая скатываться за перевал. Мне даже начинает казаться, что сейчас оно нарушит все законы, развернется и пойдет обратно на восток.

До заката я сходила в лавку, раздобыла свечей и топор (единственный зрячий глаз тайца покосился на меня крайне подозрительно). Топор оказался более чем внушительных размеров, другого в продаже не нашлось. Увесистая рукоятка приятно ложится в ладонь, но в целом вовсе не успокаивает, даже скорее наоборот, вызывает беспокойство. Во всех виденных мной фильмах оружие в неопытных руках всегда оборачивается против его хозяина. Так вор, возможно, просто убежал бы, ну… или кинул в меня стулом или вазой, а так он может отнять у меня топор и с перепугу им же меня и ударить! Хотя в то, что это вор, мне давно уже не верится. Ничего из ценных предметов не покидает дома. Страшные догадки роятся в моей голове, вспоминаются истории про маньяков. Даже на слух слово «маньяк» гораздо страшнее «вора». Какое-то необъяснимо недоброжелательное сочетание мягкого знака и буквы «я» делает его совершенно жутким и меня пробирают мурашки. Воры — люди не лишенные своей логики, с ними можно договориться, найти компромисс, отдать им вещи и дать уйти, наконец. О том же, какие склизкие и омерзительные опарыши шевелятся в воспаленных извилинах маньяков, мне даже жутко задумываться!