Виллу-филателист

— Мужчину ценят за слова, быка за рога! — крикнул другой.

— Давай, чего дрожишь! — требовал третий.

Сразу же вокруг меня раздалось необычайное множество голосов и выкриков. У нашей компании появился странный азарт.

Я оказался в центре внимания. И не хотелось лишаться такой чести. Меня охватила какая-то особая щекочущая храбрость.

Холодок исчез. Руки не дрожали. Пальцы крепко сжимали ножичек.

— Так какое имя? — спросил я, принуждая себя к улыбке.

— Ли! — крикнул кто-то.

— Очень короткое! — решил другой.

— Так легко не отделаешься! — закричал третий.

— Маре! Подходит? Четыре буквы! — посоветовал четвертый.

Еще чего, Маре! Она же всю эту кашу и заварила!

— Нет уж! — зло крикнул я.

Прижал ножичек к руке. Прижал сильнее и резанул… еще, еще и еще раз…

На загорелой коже остались кровоточащие черточки. Из них можно было прочесть — Тийна. Почему именно это имя пришло мне в голову, я и по сегодня не могу сказать.

— Урааа! — закричали вокруг меня.

— Гип-гип ура!

— Вах-вах-ва!

— Настоящий мужик!

И тут ребята подняли меня на свои плечи. И стали носить меня по берегу, как какого-нибудь идола, с целой оравой кричащих и прыгающих поклонников следом.

Наконец я снова ощутил под ногами землю.

Запястье щипало, и я вдруг ужасно разозлился на себя. Что за дурость выкидывает человек.

Тут кто-то крикнул:

— Тийна. Слушай, Тинтсик! Что ты там сидишь! Твое имя навечно записано кровью на руке юного бесстрашного рыцаря! Приди и успокой наконец страдания его тела и души!

Я огляделся: кому это говорят.

Оказалось, что Тийна и есть та самая белобрысая девчонка, которая высмеяла мой спасательный порыв. Она сидела в сторонке и была, пожалуй, единственной, кого не увлекло ношение идола.

Тут она вскочила. Подошла, схватила меня за запястье, прочитала кровавые черточки и отбросила руку к моему боку.

— Я не знал, что тебя зовут Тийна, — сказал я смущенно, — честно, не знал!

Она посмотрела на меня. Прищурила глаза, будто взвешивая мои слова.

Я преодолел смущение и, паясничая, сказал:

— Это был перст судьбы!

Тийна усмехнулась и сказала:

— Надо продезинфицировать.

— Да ну еще… — махнул я рукой.

— Не дури! — отрезала Тийна. — Кто сходит к медсестре и принесет бинт и риванол?

Двое мальчишек бросились к лагерю. За ними побрела и Маре. До конца смены я оставался для нее пустым местом.

Тийна перевязала мне руку. В лагере соврали, что у меня пустяковая царапина, упал на куст.

Вечером Тийна позвала меня погулять. Мы лазали по прибрежным зарослям, сидели на мостике, опустив в воду ноги. Вернувшись на костровую площадку, Тийна сказала:

— Ты балда, как все мальчишки… Но только немножко…

Не закончив фразу, она побежала к остальным.

В конце лагерной смены мы обменялись адресами. Оказалось, что Тийна живет от меня через два переулка в новом большом блочном доме и ходит в новую школу нового микрорайона.

Так мы и встретились опять в городе. И я начал вести свой счет: сколько раз там-то и сколько раз там-то.

Все шло прекрасно до одного субботнего вечера.

Мы опять возвращались с катка. Коньки, связанные шнурками, — через плечо. И у Тийны были гаги. Она каталась на них на удивление уверенно и быстро. Хоть записывай в хоккейную команду нападающим!

Мы шли по городу. Поглядывали на чужие окна. Скользили по льду канавок. Грызли «Золотой ключик», конфетки слипшиеся с оберткой в заднем кармане моих брюк.

В кругу света под фонарями метались одинокие снежинки. Ветви деревьев были белыми и казались мягкими. С них было так хорошо стряхивать снег Тийне за шиворот. Светящиеся лучи автомобильных фар отражались в окнах и выхватывали на мгновения идущих по темной дороге людей.

Вечер выглядел по-киношному красиво и немного загадочно.

Тийна спросила:

— Ты что завтра делаешь?

Я не хотел говорить, что мы с отцом собирались убирать в подвале.

Я как раз заметил длинную полоску льда в канавке. Он подвернулся словно на заказ. Пока разгонялся и катился, у меня было немного времени, чтобы найти вымученный ответ.

— То же, что и ты! — сказал я галантно.

— Вряд ли! Я буду гладить и штопать!

Я уже пожалел, что не осмелился сказать об уборке подвала.

— Приходи к вечеру к нам! — сказала Тийна столь неожиданно и просто, что это меня немного смутило.

— Зачем? — не думая, спросил я.

Но Тийна не обиделась.

— У нас много диапозитивов. Мы с папой любители художественной фотографии! Некоторые снимки довольно хорошие, можно и другим показать.

— Добро, приду! — скрывая свою радость, пробурчал я.

Хотел спросить еще что-нибудь подходящее и стал как раз думать, что именно, потому что я не особо разбирался в фотографии, как вдруг увидел в отдалении под фонарем четырех парней.

Петушки! Прозвище шло оттого, что вожак этой компании пугал встречных пронзительным кукареканьем.

Этих-то ребят я знал. Даже больше, чем мне хотелось бы. Чтобы поддерживать хорошие отношения, я иногда жертвовал им рубль, раза два передавал какой-то девчонке записки и таскал у отца сигареты. Это пошло после того, как мне при первой встрече натерли талым снегом лицо, а деньги из кармана все равно очистили.