Там, впереди, за гирляндами огней, которые опоясывают, набережную, плещется невидимый океан. Я знаю — это не океан, а только Аравийское море, но, прилетев за тысячи километров, хочется говорить «океан». Уже неделю в Индии, но только сегодня увидел его. Первым желанием было немедленно искупаться. Голубое бездонное небо, ослепительное солнце, лазурная зыбь бескрайней воды. Но когда спустился на песчаный пляж, забитый лавчонками с прохладительными напитками, фруктами и всякой торговой мелочью, понял — купаться невозможно. Вблизи вода оказалась черно-бурой. Фиолетовые разводы нефти в лучах тропического солнца. И сразу многомиллионный город, нависший с холмов над удобными бухтами, показался не столь красивым. Такое я уже переживал в Неаполе и других городах Европы.
Но Индия, та страна, где легче всего виден срез всей истории цивилизации: от первобытного человека, открывшего огонь, соху и приручившего диких животных, через величайшие памятники архитектуры и искусства до создания искусственных спутников Земли и использования атомной энергии в народном хозяйстве.
Крестьяне ковыряют сохою землю, и рядом по великолепной автостраде проносятся «шевроле», «форды», «фиаты» и отечественные «премьеры», «амбасадоры», «стандарты», грузовые «таты» и другие машины. Еще вчера, когда возвращались из города на севере Индии Чиндигарха, построенного по проекту великого французского архитектора Корбюзье, видели, как бредущая по дорогам Индия с заходом солнца укладывалась на ночлег. Тысячи огоньков вспыхивали по обочинам дорог и дальше. Это сезонные рабочие и, возможно, просто бродяги и безработные, весь дом у которых на плечах в виде стеганой подстилки или куска старого одеяла.
Зимою в этих местах по ночам температура падает до 10 градусов тепла, а то и ниже, и раздетому человеку без огня в лесу или в открытом поле не обойтись. Костер разводится экономно из всего, что есть под руками и что может гореть, тлеть всю ночь, и рядом ложится человек.
Так сделал сейчас и крестьянин под окнами бомбейской гостиницы. Я вижу, как он ворочается на своей дырявой подстилке, встает, поправляет огонь и опять ложится. Как и его братья в джунглях, он всю ночь промается между сном и явью, подставляя стынущее тело крохотному костерку…
У меня начинает колотиться сердце. Оказывается, наши далекие праотцы не так уж далеки. Этот крестьянин, свернувшийся калачиком у костра на тротуаре семимиллионного города, и крупнейший в Азии Бомбейский атомный центр, где я пробыл сегодня несколько часов, — совсем рядом. Те десятки лабораторий, оснащенных совершенными приборами и оборудованием, в которых тысячи ученых и инженеров приручают самую страшную и, может быть, самую нужную сейчас человечеству атомную энергию, не отделены тысячелетиями от первобытной Индии. Там в атомном реакторе бушует энергия Солнца, повинуясь гению Человека, а здесь тот же человек корчится на холодном асфальте, и его спасительное солнце — тлеющие угли костерка.
Мне кажется, я могу взять в одну руку начало цивилизации, а в другую то, к чему мы пришли сейчас, и свести все в одно кольцо или ту магическую спираль, по которой развивается история человечества. Впечатления раздирающие, будто ты вскочил на гигантские качели и тебя то возносит, то бросает в бездну.
А началось это так. Январским вечером вылетели из Москвы, было минус 18, а утром прилетели в Дели — плюс 18. Индийцы надели теплые свитера, закутали головы. Им холодно.
Когда пролетали над хребтами гор, нашу сторону я определил по снегу, а индийскую по зелени леса. Словно летишь из Ташкента на Хиву или Красноводск: те же серо-желтые пески, паутины дорог, высохшие озера и редко островки поселений, домишки, будто сбившийся в гурты скот. Только не видно на месте высохших водоемов белой изморози солончаков. Наверное, земля здесь получше.
Через час лета селения пошли гуще. В первых лучах солнца они вдруг заблестели чем-то бело-матовым, жестяным. С высоты десяти тысяч метров крохотные городки и поселки казались свалками у старых консервных заводов, которые я видел в детстве. Глядел и не мог никак понять: что же там может так блестеть? Понял только через три дня, когда ехали из Дели в один из центров индуизма, город Хардвар: оказывается, то, что сверкало, как жесть, это люди в белых одеждах. Людей так много, так потрясающе много, что, куда бы я ни глядел все двести двадцать километров пути, везде были только люди и люди.
Мы выехали из Дели в семь утра. Уже взошло солнце, прохладно. Дороги забиты. Люди идут пешком, замотавшись в одеяла, шали, куски материи и бог знает во что. Одни босиком, другие в шлепанцах, третьи в ботинках и во всем, что можно натянуть на ноги (не видел только валенок). Люди едут на велосипедах по одному, вдвоем, втроем и даже вчетвером висят как гроздья.