Винляндия

Как они обнаружили, двинувшись дальше, когда один за другим из-под дождя возникали новые медальоны каменного окраса, в лучах их фар, каждое изображение этой публики снабжено было глазами, сделанными так, чтобы следить за теми, кто едет мимо, поэтому продвижение «номада» наблюдалось, а то и оценивалось безмолвными милями увеличенных лиц, установленных немного над высотой среднего пассажирского транспортного средства. Предназначались ли они как-то для того, чтобы, глядя на них в долгие часы стояния и ползания в пробке при побеге из Города, вдохновляться, дескать, будьте уверены, хоть сразу и не вполне ясно, как, что это не конец, или есть ещё надежда…? или же это просто какая-то детская игра в поездке, чтоб мелкие чем-то занимались, убивали время, пока сзади не вспыхнет внезапный свет, пока нет невыносимого вида в зеркальце?

Они прибыли к ограде, примерно там, где она и должна быть, по сведениям карты, задолго до зари, в час крысы, когда тело спит глубже всего, даже если бодрствует, по-прежнему следуя тому же циклу, уязвимей всего. ДЛ скользнула в чёрный комбез и лыжную маску. С хребта где-то дул холодный ветер, неся древесный аромат. Хауи и Млат послали её по старинке, как принято в «24квс»:

— Дорожка или киношка, — в один миг глядя, как фары отскочили кручёным от её бледных белков, в следующий уже пытаясь разглядеть, куда она делась.

Позднее, разумеется, подбивая бухгалтерию этой авантюры, заполняя журналы после факта, она осознала, с каким размахом нарушила заветы своего сэнсэя. Она не стала безличным агентом чьей-то воли, а вместо этого действовала из личных эгоистичных страстей. Если сам мотив замаран, то и действия, сколь угодно успешные или красиво исполненные, ложны, неверны её призванию, ей самой, и настанет такой день, когда грянет расплата, задолго до которой она поймёт, что лучшим курсом безоговорочно было б оставить Френези там, где она была.

Она шла вдоль ограды, пока не увидела огни, затуманенный всенощный синий циан, затапливавший всё, открывавший распахнутый настежь сектор обстрела между воротами и ближайшими бараками, в нём ярдов сто. Она быстро приблизилась к часовому, не отрывая своего взгляда от его глаз, нацеленных книзу, он читал, коротая тёмную стражу, пока не оказалась от него в такой близости, что было уже не важно. То был патентованный фигак Иносиро-сэнсэя, один из, основанный на методе ниндзя сохранять невидимость, хорошо известной под названием «касуми», сиречь Туман. Точно пошевелив пальцами у него перед лицом, она избранно ослепила его на предмет своего присутствия — он мог теперь спокойно жить и дальше, только уже без ДЛ в своей жизни. Она уже проникла внутрь, прочь вдоль ограды, став её резкой сплетённой тенью, присматриваясь к патрулям, озирая дальние бараки, натягивая тетиву, целя себя, лучника и стрелу, на проход сквозь лазоревое сиянье незасеченной, непомысленной. В полутени здания, даже особо не сопя, так элегантно, что нипочём не скажешь фомкой, скорей уж Иаковом, вскрыла замок боковой двери, применив иглу антикварной слоновой кости, которую сэнсэй дал ей давным-давно, и скользнула внутрь, в последний акт ночи, где на деревянном полу, на тонких казённых матрасах лежали десятки спящих, поодиночке и парами, храпя, шмыгая, окликая, биясь и, чего искала ДЛ, бодрствуя — лицо, освещённое отблеском с пола, тут-то она и вспомнила его по Беркли, кто-то из «Нигилистского Кино Коллектива Смерть Свиньям».

— Тут мимо проходила, Френези ищу, больше ничего.

Он помялся, не долго, но достаточно.

— Ты тут её выводить чтоб?

— Хочешь с нами, на здоровье.

— Спасибо-то спасибо, мне тут не хуже, чем было там.

— Но ты ж политический заключённый.

Он улыбнулся углом рта.

— Я зажигательную кинул в машину, с кучей эф-бэ-эровцев внутри — все выбрались нормально, я прикинул, ух, оттяжно, машине кранты, они живы, пока, чуваки, приятной вам жизни без насилия — только они, должно быть, на это дело смотрели иначе.

— Ты проявил неуважение.

— Если я сейчас с тобой свинчу, меня определят в Десятку Самых Разыскиваемых, через день обратно упрячут — оно того не стоит.

— Приятно снова было повидаться, брат, а теперь пора немного перемотать назад и стереть тебе, ничего личного… — В зелёных и синих тенях она повторила процедуру, применённую к часовому на воротах. После чего, ведомая тихими шепотками, возможно, и не голосами пробуждения самими по себе, от тюфяка к тюфяку среди спящих, подошла наконец к смутной фигуре, лежавшей ничком, руки под собой, вжимаясь, елозя, вздыхая, в одной лишь синей рабочей рубашке из шамбре с половиной оставшихся пуговиц, исполосованной тёмными потёками её пота. ДЛ, уже знавшая, что это не Френези, опустилась на одно колено с нею рядом, девушка вскрикнула, отпрянув от чёрного привидения, руками накрест прикрыла грудь.

— Мне бы очень хотелось, — ДЛ улыбаясь под маской, — но я как бы спешу, может, ты мне просто скажешь, где она.

Девушка уставилась, губы полураскрыты, влажные пальцы у горла.