Винляндия

— Они её забрали в Контору. — Та неподалёку, в администрации лагеря. Войти трудно? А то. Девушка, под уговорами ДЛ, рассказала ей, что могла, расслабляясь, уронив руки к коленям.

И вновь ДЛ нарушила процедуру. Взяв мелкое личико в ладонь,

— А у неё в постели ты пальцем себя ебёшь потому, что её любишь, это я правильно поняла?

Запястья и предплечья напряглись, отвращённое лицо её потемнело от крови,

— Я не могу без неё выдерживать… наверно, я умираю. — Она отыскала взгляд ДЛ в ультрамариновой ночи.

ДЛ дальше, не успела девушка отреагировать, нагнулась, приподняв маску, и поцеловала её открытый рот, довольно скоро почуяв, как вперёд выпорхнул несчастный язычок. ДЛ дала ей попробовать быстрый несмертельный вкус Поцелуя Смерти Куноити, который обычно есть подстава для того, чтоб споро сунуть иглу в ствол мозга целуемого, а тут предназначался лишь для злоумышленной игры, ошарашить жертву, дабы заново обмыслила своё положение… В уме у неё звенели испанские гитары, и ДЛ стянула с девушки рубашку и пальцем в чёрной перчатке начертила большую букву Z — над, меж, под грудями.

— Hasta la próxima, querida mia[109], — и за балконом сеньориты пропала она, вынырнув, вообще-то, прямо меж двумя часовыми на обходе, незримая, неслышимая, хоть, вероятно, кто тут точно скажет, и не необоняемая.

Административный корпус был весь из бетона и местного речного камня, в стиле Инженерных войск, не знаменитом причудами, высился на долгом лестничном просторе по крайней мере такой же высоты, с рядами белых колонн, намекавших на национальную архитектуру и бессмертный храм, призванный успокаивать, препятствовать лишним вопросам, обращать к пользе те осадки любви-к-родине, что ещё могут таиться среди десятков тысяч травмированных ядерных беженцев, на коих он был выстроен производить впечатление. ДЛ кралась по его периметру, пока не отыскала федерального маршала на посту и, не успел он её заметить, избавилась от его оружия, а также вбила в последовательность его триггерных точек подпрограмму «Юкай-на», сиречь Отрада, цикл простейшей услады членов, который будет воспроизводиться по кругу снова и снова, если офицер ведёт себя хорошо. В сооружение они проникли гладко, как Тютя-Утя и Малахольный Кроль, и вошли в лифт вниз, к подземному комплексу, известному под наименованием Контора. Спускались будто бы в сам грызуний час, вообще не скажешь, быстро ли падали. ДЛ почувствовала, как пробивает себе заложенные уши, и маршала пришлось тыкать, чтобы делал то же — всё его тело уже расплылось в самодовольной говноедской ухмылке.

Спустились они в мечту Холодной Войны, голоса линяли с радио, в небесах такие события, что смотреть невозможно, бегство, долгий спуск, побег в укрытие глубоко в земле, один люк за другим, ведут к объёмам всё меньше и меньше. Отсеки для сна, вода, питание, электричество, урезанные возможности, продление жизни в несмолкающем гуле флуоресцентных ламп и повторного воздуха. А теперь, пока ещё по эту сторону Невообразимого, предлагается и глубокая уединённость для того, что бы командование ни пожелало совершить с теми, кого сюда доставили. Позволит ли магнитуда страха, нашедшего своё выражение в этом выстроенном пространстве, использовать его столь же бесконтрольно и безумно… полагая, будто оно их как-то уполномочивает?

Здесь пахло конторскими растворителями, бумагой, пластмассовой мебелью, сигаретным дымом от коврового покрытия и драпировок. Вожатый ДЛ ловко провёл её набором прямых углов наконец к двери, за которую она скользнула по-ниндзеву, перекрыв наружный свет, а маршала оставила мурлыкать и без расположенности шевелиться вообще.