— Что будет, когда сядем в «ВЛЭКСе»? — хотелось выяснить Френези. Блицу и самому было любопытно. С самого начала у него имелись собственные представления, чего ради Бирк такой вылез, он же всегда это знал, ещё со времён ПРОПа, когда боготворил её издали как Женщину Бирка Вонда, недостижимую, и если бы когда-нибудь дошло до её спасения, в итоге завоевать её любовь, это бы значило лицом к лицу столкнуться с Бирком и отобрать её у него. Этот долгий процесс назначений в то, что она именовала Сертральной Америкой, потому что там ей вечно казалось, будто у неё месячные, трясётся кондиционер, редкие мгновенья ветерка, налетающего из-за свалок и нефтекачек, в дымчатой дали тополя, задние дворы смотрят на железнодорожные пути Санта-Фе, так и не вывел её никогда из дальнобойного владения Бирка — замужество, Николас и годы никак не приблизили её к Блицу. Оба они были не против оставить всё как есть, ладить друг с другом в диктуемой правительством истории без последствий, никогда не воображать, что она может закончиться, оказаться ещё одной рейганитской мечтой по дешёвке, какой-нибудь сонной фантазией о благостных характерных актёрах в ФБР-овских костюмах где-нибудь в ночном, приглядывают за каждой бедной облезлой овечкой в стаде, которое им поручили пасти, кому судьбой предназначено проигрывать, а единственное искупление для них настанет только через их полезность для Государственного аппарата по поддержанию закона и порядка, который зовёт себя «Америкой», хотя кто-то мог бы и сообразить.
«ВЛЭКС» располагался к югу от города в широкой долине, чуть в глубине от поймы Седьмой реки. В траве меж взлётных полос жили дикие зайцы, а по дальним краям паслись коровы и рылись в мусоре чайки. При заходе на посадку самолёт, прилежно сопя, опустился к самой 101-й, но что-то в свете, когда сплющились ракурсы и сгустилась атмосфера, было не так — сияние, местоположение, что-то. Из кабины просочились слухи, что диспетчеры внизу разговаривают так же, как бывало во Вьетнаме, никого из обычных гражданских на работе нет, а на всех военных частотах радиообмен очень густой. Они пересекли небольшую гавань и первый вечерний набрызг огоньков, шпили, антенны и линии электропередачи, через магистраль и темнеющее болото, дабы вновь слиться неощутимо с твёрдой землёй, и вот так Блиц впервые приехал — а Френези вернулась — в Винляндию.
Аэропорт превратился в район сосредоточения войск, повсюду военный транспорт. Каждый прибывший пассажир останавливался, кратко допрашивался, а оператор за клавиатурой вводил имена и цифры, и либо кивком пропускался дальше, либо отводился в накопитель ждать.
— Не подставил ли нас этот ёбаный Эктор? — пришло в голову Блицу.
— Может, и нет. Ты глянь-ка. — Вот и он, и вся съёмочная группа при нём, софиты, «Панафлекс», какие-то ручные «Арри». Он вальяжно приблизился к Блицу, Френези и Николасу и вывел их из очереди и сквозь терминал, презрев натрафареченные указания, наклеенные на двери и колонны, помахивая бляхой и новоприобретённой деловой улыбкой любому охраннику, что им на пути попадался, и вскоре уже вселял всех в «Винляндский дворец», любезностью корпорации «Производство Триглиф», на весь срок съёмок. Френези лишь головой качала. — Ай да Эктор. Он как я, когда мне было двадцать, может даже больше инженю, он по правде верит, что у него иммунитет. А этот «Панафлекс» его щит. Вошёл в долю. Он уже второй Сид Настартофф. — Лишь когда появилось обслуживание в номер с чизбургерами, и картошкой, и пломбиром с горячей помадкой, и графинами «Бургундского дюжего», она начала допускать, что Эктор, может, и не понты кидал, может, картина действительно снимается.
— Не переживай из-за него, мам, — сказал ей Николас, — он взаправду, нормалёк.
— А ты откуда знаешь?
— Видно по тому, как телик смотрит. — Они вдвоём убрели смотреть «Сум-Ночной Театр», который сегодня вещал Джоном Риттером в «Истории Брайанта Гэмбла», и они вскоре глубоко погрузились в дискуссию о Ящичных нюансах, которая грозила затянуться на всю ночь, но Эктору нужно было бежать в салон «Огурец», чтоб застать «Билли Блёва и Рвотонов», которые могли бы, если согласятся за недорого, сыграть звуковую дорожку к фильму. И в «Гурц» он успел как раз вовремя, чтобы застать гам Ралфа Уэйвони-мл., в лоснящемся зелёном костюме, подчёркнутом блёстками, тот отмачивал корки в микрофон для разогрева толпы, которая, по мнению Ралфа, в разогреве нуждалась.
Иногда всё срастается забавно. Отец отправил его сюда, в Винляндию, в наказание за череду простительных деловых ошибок. Но заполучить империю Уэйвони ему никогда не хотелось, он желал стать комиком, и выяснилось, что салон «Огурец» даёт ему именно то, о чём он всегда мечтал, — мастерскую для отточки номеров.