Виннету. Сын вождя

– А передать им весть о себе?

– Тоже нельзя.

Произнеся это, она подумала и сказала:

– Ну хорошо. Я попрошу моего брата Виннету, чтобы он разрешил передать им о твоем самочувствии.

– Виннету придет сюда еще раз?

– Нет.

– Мне надо с ним поговорить!

– Ему это не нужно.

– Нам необходимо поговорить!

– Кому необходимо – ему или тебе?

– Мне и моим товарищам.

– Виннету не придет. Но если хочешь, я передам ему твои слова. Ты доверишь их мне?

– Нет. Спасибо. Тебе я доверю все, но если твой брат слишком горд, чтобы говорить со мной, то у меня тоже есть самолюбие, и я не стану говорить с ним через посредников.

– Ты увидишься с ним в день своей смерти. Потом я принесу тебе чего-нибудь поесть – ведь ты, наверное, очень голоден? А сейчас мы уйдем. Если тебе что-нибудь понадобится, свистни в этот свисток. Мы будем недалеко.

С этими словами она вынула из кармана маленькую глиняную трубочку и сунула ее мне в рот. Затем обе удалились.

Оставшись один, я глубоко задумался над всем происшедшим. Разве положение, в котором я оказался, не было своего рода трагикомедией? Я был на волосок от смерти, меня старательно лечили, чтобы потом, после моего выздоровления, отправить со всевозможными пытками на тот свет! Поражало также и то, что человек, настаивавший на моей казни, поручил уход за мной своей сестре, вместо того чтобы предоставить меня попечению ужасной индейской старухи.

Естественно, наш разговор с Ншо-Чи велся не так легко, как здесь написано. Мне было трудно говорить, каждое слово причиняло боль, я медленно выжимал из себя фразу за фразой и долго отдыхал после каждой реплики. Разговор измотал меня, и, когда Ншо-Чи ушла, я сразу уснул.

Через несколько часов я проснулся голодный как волк и вспомнил о свистке. Старуха, видно, сидела под дверью, ибо она тут же вошла и о чем-то спросила меня. Я понял только два слова: «есть» и «пить» – и жестами показал, что голоден. Женщина скрылась, а в скором времени показалась Ншо-Чи с глиняной миской и ложкой. Наличие такой посуды у апачей можно объяснить лишь влиянием Клеки-Петры. Девушка опустилась на колени рядом с моей постелью и начала кормить меня как малого ребенка, который не умеет есть без посторонней помощи.

В миске был крепкий бульон с кукурузной мукой. Индианки обычно растирают кукурузные зерна двумя камнями и таким образом получают муку. Специально для хозяйства Инчу-Чуны Клеки-Петра сделал жернова, которые потом показывали мне как местную достопримечательность.

Одолеть еду было значительно сложнее, чем справиться с водой. Я с трудом удерживался от крика, глотая очередную ложку похлебки, но организм требовал пищи, и я ел, чтобы не умереть с голоду. Я не издал ни звука, но скрыть наворачивающиеся на глазах слезы мне не удалось. Чуткая Ншо-Чи все поняла. Когда я проглотил последнюю ложку, она сказала:

– Болезнь ослабила тебя, но ты очень сильный и мужественный человек. О, если бы ты родился апачем, а не лживым бледнолицым!

– Я не лгу и никогда не лгал, и ты сама убедишься в этом.

– Хотелось бы верить тебе, но из бледнолицых только один говорил правду – Клеки-Петра. Мы все его любили. Язык его не знал лжи, а сердце не ведало страха. Вы убили его, хотя он и не сделал вам ничего плохого. Поэтому вы погибнете и вас похоронят вместе с ним.

– Как? Разве он еще не похоронен?

– Нет.

– Но тело не может сохраняться столько времени!

– Тело Клеки-Петры находится в плотно закрытом гробу, куда не проникает воздух. В таких гробах принято хоронить у вас, бледнолицых. Впрочем, перед смертью ты сам его увидишь.

С этими многообещающими словами девушка вышла из комнаты, прихватив с собой пустую миску.

Похоже, индейцы считали, что обреченный на смерть легче переносит муки, когда у него перед глазами лежит труп жертвы. Они верили, что это зрелище придает противнику сил и мужества.

Однако серьезно думать о своей смерти я уже не мог. Напротив, во мне откуда-то появилась какая-то уверенность, что я останусь жив. Ведь у меня в руках было неоспоримое доказательство моей невиновности – волосы Виннету, отрезанные мной, когда я освобождал его.

Но вот были ли они на месте? Стоило обыскать свои карманы.