Виннету. Сын вождя

– Те, которым обычно подвергаются пленники. Он – худший из всех бледнолицых, попадавших когда-либо в руки апачей. Он просто так убил нашего Белого Отца, учителя Виннету, которого все почитали и любили. После пыток его ждет самая суровая кара!

– Но это же бесчеловечно!

– Он заслужил это!

– И ты сможешь смотреть на это?

– Да.

– Ты же девушка?!

Опустив длинные ресницы, Ншо-Чи потупила взор, затем подняла голову и, заглянув мне прямо в глаза, с укором спросила:

– Тебя это удивляет?

– Да. Женщинам не пристало наблюдать такие зрелища.

– Так принято у вас?

– Да.

– Ты говоришь неправду. Но ты не лжец, а значит, просто ошибаешься.

– Считаешь, что у нас возможно такое?

– Конечно.

– Похоже, ты лучше меня знаешь наших женщин и девушек!

– Просто ты их не знаешь! Когда ваши преступники предстают перед судом, это можно слушать всем. Ведь так?

– Так.

– Я даже слышала, что в суде собирается больше слушательниц, чем слушателей. Разве это место для белых скво? Разве хорошо, что их тянет туда любопытство?

– Нет.

– А когда у вас казнят убийц, вешают или отрубают голову, разве при этом не присутствуют скво?

– Так было раньше.

– А теперь им запрещено?

– Да.

– И мужчинам тоже?

– Да.

– Значит, нельзя никому? Но если бы разрешили, женщины обязательно бы пришли. Ты напрасно думаешь, что женщины бледнолицых – нежные создания. Они прекрасно переносят боль, но не свою, а чужих людей и животных. Я не бывала у вас, но Клеки-Петра мне многое поведал. Виннету тоже бывал в больших городах, а вернувшись, рассказывал мне о том, что видел и слышал. Ты знаешь, что ваши скво вытворяют с животными во время приготовления еды?

– Ты о чем?

– Они сдирают живьем кожу, вырывают еще из живых внутренности и живыми бросают в кипяток. А известно ли тебе, что делают шаманы бледнолицых?

– Что ты имеешь в виду?

– Они бросают в кипяток живых собак, чтобы узнать, сколько те вытерпят, выкалывают им глаза и вырывают языки, режут и мучают, чтобы потом об этом написать в книгах.

– Но это вивисекция[32], которая нужна для науки.

– Наука? Клеки-Петра мне о ней много рассказывал. Я многое узнала, поэтому понимаю, что ты имеешь в виду. Неужели ваш Великий Дух терпит такую науку, которая не может обойтись без издевательств над животными? И все это ваши шаманы вытворяют у себя дома, а ведь там живут и их жены. Может быть, они не слышат криков и воя несчастных животных? Разве ваши скво не держат в клетках птиц и не знают, как те страдают? Разве тысячи ваших женщин не радуются, когда на скачках наездники насмерть загоняют лошадей? А там, где дерутся до крови ваши боксеры, разве нет ваших скво? Я еще молода и неопытна, и в ваших глазах я – дикарка, но ваши хрупкие женщины способны на такие поступки, от которых я прихожу в ужас. Нежные и прекрасные белые скво с улыбкой на устах смотрят, как наказывают их рабов и забивают до смерти черных служанок, а ты негодуешь, что я, девушка, могу без содрогания смотреть на казнь подлого убийцы. Да, могу, ведь он умрет той смертью, какую заслужил. И я хочу это видеть. Ты осуждаешь меня за это? А если и так, то кто виноват, что глазам краснокожих стали привычны такие картины? И не сами ли белые вынуждают нас отвечать жестокостью на жестокость?

– Сомневаюсь, чтобы белый судья приговорил индейца к пыткам у столба.

– Не обижайся, но сейчас я повторю то самое слово, которым так часто тебя называл Хокенс: гринхорн! Ты совершенно не знаешь Дикого Запада. Какие здесь судьи? Тут сильный судит слабого. А что делается у лагерных костров бледнолицых? Сколько наших воинов, павших в борьбе с завоевателями, погибло не от пули или ножа в бою, а от пыток в плену! Их вина лишь в том, что защищали свою землю! Убийца будет наказан по заслугам – так решили апачи. И я, дочь своего племени, пойду туда, чтобы увидеть, как убийца Клеки-Петры примет это заслуженное наказание.

До сих пор я видел эту прекрасную юную индианку тихой и нежной, но сейчас передо мной стояла негодующая, с горящим взглядом богиня возмездия, не ведающая жалости. Как она была прекрасна! Осуждать ее я не смел. Да и разве она не права?

– Тогда иди, но я тоже пойду с тобой, – сказал я.

– А вот тебе лучше остаться! – попросила она совершенно иным тоном. – Инчу-Чуна и Виннету будут недовольны.

– Они рассердятся?

– Нет, просто не хотят, чтобы ты смотрел на казнь, хотя запретить не могут – ты наш брат.

– Вот поэтому я пойду. Они простят меня.

Выйдя на террасу, мы увидели там Сэма Хокенса, курившего свою короткую охотничью трубку. Похоже, табак ему уже вернули.

– Ну что, сэр, – сказал он ухмыляясь, – обстоятельства изменились? Да, разыгрывать важную шишку или быть жалким пленником – не одно и то же! Как вам живется в новых условиях?

– Вашими молитвами, – ответил я.

– Вот и мне неплохо. Вождь лично нас угощал, а это вам не пустяк, если не ошибаюсь!

– Где сейчас Инчу-Чуна?

– Опять ушел к реке.

– Вы знаете, что там сейчас творится?

– Могу представить…

– Ну так что же?

– Нежные прощания с дорогими кайова.

– Я не про то.

– А про что еще?

– Там пытают Рэтлера!