Виннету

Пока закрывали могилу, снова раздались звуки надгробного плача. Обряд похорон закончился лишь тогда, когда последний камень был водворен на свое место. После этого все обратились к более веселому времяпрепровождению, каковым является еда. Инчу-Чуна пригласил меня разделить с ним трапезу.

Он занимал самое обширное помещение уже упомянутой террасы. Помещение было убрано довольно просто, если не считать висевшей на стенах богатой коллекции индейского оружия, привлекшей мое внимание. Прекрасный День прислуживала нам за едой, и я нашел, что индейские блюда, которыми она нас угощала, были приготовлены ею с истинным мастерством. Во время еды почти не было разговоров. Краснокожие вообще охотно молчат, а в тот день было уже много говорено, — поэтому решили отложить на будущее время все, что еще осталось необсужденным.

На следующий день возвратились разведчики, преследовавшие киовов. Они донесли, что последние удалялись, не делая остановок в пути, и таким образом не выказывали намерения предпринять враждебные действия в ближайшее время. Затем наступили дни покоя, но для меня это было время, полное деятельности. Сэму, Дику и Билли понравилось гостеприимство апачей, и они основательно отдохнули. Единственным занятием, которому предавался Хоукенс, были его ежедневные верховые прогулки на Мэри, которая, как он сам выражался, обучалась «тонкостям искусства» и привыкала к особенностям его езды.

Я, однако, не сидел сложа руки, Виннету захотел взять меня в «индейскую школу». Мы часто уезжали на целый день, совершая далекие поездки, во время которых я должен был упражняться во всем, что касалось войны и охоты. Мы много блуждали по лесам, и, благодаря этому, я прошел превосходную школу слежки. Он проделывал со мной настоящие «упражнения полевой службы». Часто он прятался от меня и давал мне задание отыскать его. Он делал все возможное, чтобы замести свои следы, а я усердно старался их найти. Как часто скрывался он в густом кустарнике или стоял в водах Рио-Пекос под прикрытием свисающих ветвей, наблюдая, как я его разыскиваю! Он обращал внимание на мои ошибки и показывал, как я должен поступать, что делать и чего избегать. Это было великолепное обучение, в котором он участвовал с такой же охотой, с какой я был его учеником. К тому же ни одна похвала не сорвалась с его уст, как не коснулось моего слуха и то, что мы подразумеваем под «порицанием». Мастер ловкости и проворства, столь необходимых в жизни индейца, он был также мастером преподавания.

Как часто я приходил домой разбитый и усталый! Но и тогда мне не было покоя. Я хотел выучить язык апачей и брал в пуэбло уроки. Было у меня тогда два учителя и одна учительница: Ншо-Чи обучала меня наречию мескалеров, Инчу-Чуна — языку льанеро, а Виннету — диалекту навахо. Так как все эти языки были родственны между собой и не обладали обилием слов, то мои занятия проходили весьма успешно.

Когда мы с Виннету уходили недалеко от пуэбло, случалось, что и Ншо-Чи участвовала в наших вылазках. Она искренне и горячо радовалась, когда я хорошо выполнял задания.

Однажды, находясь в лесу, Виннету велел мне куда-нибудь удалиться и вернуться обратно по прошествии трех четвертей часа. Вернувшись и не найдя их на старом месте, я должен был пуститься в поиски Ншо-Чи, которая умела очень хорошо прятаться.

Итак, я отошел на значительное расстояние, обождал там назначенное время и возвратился назад. Следы обоих ушедших были вначале довольно ясны. Но затем отпечатки ног индианки внезапно терялись. Я, правда, знал, что у нее исключительно легкая походка, но земля была мягка, и, безусловно, должен был сохраниться след. И все же я не находил ровно ничего — ни одного помятого или сорванного растения, хотя как раз на этом месте были обильные заросли нежного мха. Только следы Виннету были ясно видны. Но меня это не касалось, так как я должен был искать не индейца, а его сестру. Он во всяком случае находился вблизи, чтобы втайне наблюдать за моими ошибками.

Я снова и снова кружил в поисках, но не находил никаких примет.

Это было странно! Я еще раз обдумал: непременно должны были остаться следы, так как здесь ни одна нога не могла коснуться земли без того, чтобы мягкий мох не выдал ее присутствия. Коснуться земли? А что, если Ншо-Чи ее совсем не касалась?

Я исследовал следы Виннету: они были глубоко вдавлены, гораздо глубже прежнего. Не перенес ли он свою сестру на руках? Таким образом, задачу, которую он поставил передо мной и которая на его взгляд была очень сложной, я легко разрешил, предположив, что Виннету перенес сестру на руках.