- Эффективность, не более, - скромно отозвался Ковальский.
- Но как же вы поедете домой в таком виде?
- Я всё предусмотрел, - Ковальский приглаживал волосы перед зеркальным никелированным кофейником. - Перед выходом я сообщил моему бою Али адрес клуба "Федра" и велел ему в 16.30 принести по этому адресу чистые брюки.
6.
Несколько дней спустя Ковальский и Солгрейв обедали вместе в своём любимом пабе "Зелёный лев". Поляк пил четвёртый по счёту мартини за счёт инспектора и достиг того состояния, которое у англичан именуется "приподнятым".
- А всё-таки жаль публику, - сказал он, глядя на свет сквозь бокал. - Каково ей будет узнать, что респектабельнейший, самый элитарный на всю Британию клуб - всего лишь фирма по наёмным убийствам?
- Зато и фирма элитарная, - отметил инспектор. - Вот почему их так трудно было взять. Это не банальные бандиты, которые ищут клиента, затем тот поручает им выследить жертву и назначает энную сумму. Нет, тут всё аристократичнее, а как продумано! Зверь сам бежал на ловца. Сначала организуется сверхпрестижный клуб самоубийц, куда пускают только очень богатых - богатые, конечно, выстраиваются в очередь, лишь бы туда попасть; а затем организатор клуба узнаёт, кто из наследников его членов жаждет избавиться от родича. Мэтьюз брал с них за эту услугу от пяти до пятнадцати процентов наследства.
- Чего-то в этом роде я и ожидал, - кивнул Ковальский. - Вы выяснили, как Мэтьюзу удалось всё это спланировать, избежав подозрений?
- В общем, да. Основателей клуба было двое - сам Мэтьюз и покойный Дэниел Коули, которому он приходился школьным другом. Коули, вероятнее всего, был невинен как младенец и ничего не знал о планах Мэтьюза. Знаете ли, для миллионера школьный друг - только школьный друг, и он не замечает, что сам-то он для друга - миллионер. Бедняга позволил Мэтьюзу втянуть себя в эту сумасбродную затею с клубом самоубийц, потому что пресытился всем остальным. А после того, как он побыл три года подставным председателем клуба, - не зная, конечно, что он подставной, - Мэтьюз хладнокровно отравил его. Остальные не знали о Мэтьюзе ничего, кроме того, что он школьный друг Коули и заслуживает доверия в высшей степени. Занять председательское место для Мэтьюза было вполне естественно.
- Ох уж это мне английское доверие к респектабельности и школьным друзьям! - вздохнул Ковальский.
- А всё-таки как вы догадались про кресла?
- Вначале я ни о чём не догадывался, они лишь вызвали у меня эстетическое отвращение. Этакие красные чудища в духе кубизма, которым не место в элитарном английском клубе. Впрочем, клубы бывают разные; но, когда я увидел, что в креслах заседают не крикуны в цветных блузах, а джентльмены в твидовых костюмах... Знаете, какое ощущение несообразности!
- Но что оно могло вам сказать?
- Э, - махнул рукой Ковальский, - не обижайтесь, инспектор, но у вас нет эстетического чувства. У меня этот разлад вызывал ощущение несоответствия, что ли, облика назначению. Закономерно было подумать, не имеют ли эти кресла иного назначения.
Это было первое, на что я обратил внимание. Второе - то, что Мэтьюз занервничал, когда я сказал ему: "Боитесь, что мир узнает, какие у вас чудовищные кресла?"
Видите ли, инспектор, очень часто мы слышим не то, что слышат наши уши, а то, что слышит наша привычка. Я всего-навсего неудачно пошутил насчёт внешнего вида кресел. Но Мэтьюз дёрнулся и выдавил: "Прекратите". Тогда я понял, что с креслами и впрямь что-то не так. За то время, что я был в клубе, предположения увязались в гипотезу. Сюда хорошо укладывался цианид - его необязательно глотать, можно сделать и укол. Но кое-что мне подсказало и название клуба.
- Как вам могло что-то подсказать имя античной героини? - изумился Солгрейв.
- Опять-таки, дело в слухе и привычке, друг мой. Вы, англичане, при слове "Федра" не думаете ни о ком, кроме Еврипида. Но была ещё и "Федра" Расина, где история совершенно другая. У Расина до того, как Федра кончает с собой, происходит немало интересного. Клевету, из-за которой суждено погибнуть Ипполиту, запускает не Федра, а её служанка, чрезмерно преданная госпоже. Сама Федра в этот момент жива, и юридически с её стороны всё чисто - никто не мог бы обвинить её в убийстве Ипполита, кроме собственной совести. Но у Мэтьюрина Мэтьюза совести не было, и травиться он не собирался. Он травил других.
Трагедия Расина натолкнула меня на мысль о том, что у Мэтьюза должен быть сообщник. Я сообразил, что внутри кресла вполне может спрятаться невысокий человек. Вы начали с презумпции, что, кроме членов клуба, в зале никого не было - и, как в современных романах, принялись выискивать, кто из почтенных джентльменов, всё время не встававших с кресел, мог кинуть яд в кофе своего сотоварища. Вы не сомневались, что в закрытом английском клубе не может быть посторонних лиц. А постороннее лицо было.
- Джеймс Харт, - сказал инспектор.