Вино и мандрагора (СИ)

Дита поправила полы длинного лилового платья, которое ей выдали у Орианы вместо запыленных штанов и куртки, сославшись на то, что гостья такого богатого дома не может выглядеть, как грязная нищенка. Поэтому одежду Диты отправили в чистку, а приглашенный портной быстренько подогнал ей одно из платьев Орианы, авторитетно заявив, что лиловый цвет будет прекрасно оттенять кожу Диты и подойдет к ее глазам. Сама женщина, заглянув в зеркало, постановила, что кожу лиловый оттеняет действительно совершенно изумительно, придавая ей легкую синюшность, как у двухдневного трупа. Это дивное замечание вызвало тихий смешок Региса и совершенно оскорбило мастера портняжного искусства, который заявил, что лишь те, кто обладает утонченным вкусом, могут оценить работу истинного профессионала. Вампира тоже заставили приодеться, причем в еще менее вежливой форме, чем Диту. Так что потрепанный зеленый кафтан, натянутый поверх бесформенной сорочки, Регис сменил на черную рубашку с узкими рукавами и длинный, до колен, кожаный жилет, перехваченный на груди золоченой цепочкой, а на талии — широким поясом с массивной пряжкой.

— Но до Люсьена все равно надо добраться, мне лошадь вернуть хочется…— Дита привстала на носочки, чтобы разглядеть среди взволнованных горожан Моутона. — Да чтоб тебя! — воскликнула она, к своему изумлению и ужасу обнаружив вместо страдальца-Люсьена разгневанного Умберто Круазеля.

Не объяснив ничего удивленному Регису, Дита стала уверенно продираться через толпу, ловко раздвигая ее локтями. Платье мешало невероятно, особенно потому, что его подол волочился по земле, а возбужденные боклерцы, словно нарочно, наступали на дорогую вышитую ткань.

— Умберто! — крикнула женщина, окончательно увязнув среди зевак. — Умберто! Я здесь! Оставь Люсьена!

Круазель не сразу сообразил откуда идет звук, тем более, что в тот момент, когда Дита решилась позвать на помощь, он с треском надел сорванную с мольберта картину на голову несчастному человеку в заляпанной красками рубашке. Но когда маленькие водянистые глазки аристократа наконец обнаружили размахивающую одной рукой (поскольку вторая оказалась тесно прижата к впечатляющему бюсту дородной барышни в синем) Диту, Круазель с напором разъяренного быка рванул к женщине. Зеваки в едином вздохе подались назад, выталкивая на свободное пространство перед лестницей и Диту, и неизвестно как догнавшего ее Региса.

— Прелестница! — возопил Умберто, хватая женщину за руки и подтаскивая к себе.

Пока ряженый в зеленое аристократ покрывал ее руки жаркими поцелуями, Дита наблюдала, как Люсьен Моутон, к счастью, целый и невредимый, помогает пострадавшему от гнева Круазеля человеку стащить с головы картину.

— Милая Дита! — воскликнул аристократ, театрально бухаясь перед смущенной женщиной на колени. — Я так волновался за вас! Вы испарились, словно видение! Я уже стал думать, что вы были лишь плодом моего воображения… А этот, — Умберто махнул ручищей на Люсьена, который так и обмер, прижимая к груди испорченное полотно, — слюнтяй не хотел признаваться, где мне вас искать!

Дита оглянулась на Региса, который наблюдал за всем происходящим с такой улыбкой, что женщине захотелось провалиться под землю, и закатила глаза.

— Умберто, встань, — женщина попыталась поднять расчувствовавшегося Круазеля.

— И не подумаю! — решительно воспротивился аристократ. — Дита! Вы — невероятная женщина! С вами я пережил удивительные мгновения, которых не переживал еще ни с кем…

По толпе, заинтересованно наблюдающей за происходящим, пронесся взволнованный шепоток.

— Да брось, — взмолилась Дита, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Ну полазили по кладбищу спьяну, с кем не бывает…

— Нет! — Круазель сильно дернул женщину за руки, прижимая их к своей груди. — Ни с кем я больше не испытывал таких эмоций, как с вами, прелестница! Вы мне говорили, что не хотите случайных связей! Так вот, я тоже не хочу! Я решился! Дита фон Цигельмайер, будьте моей женой!

Зрители издали дружный вздох умиления, в то время как Регис прикрыл рот кулаком, делая вид, что откашливается. Опешившая от неожиданности Дита умоляюще посмотрела на Люсьена, словно страдалец мог ей помочь, но Моутон лишь сильнее прижал к себе дырявое полотно и плотнее вжался в стену. Что касается вампира, то тот только развел руками, слово говоря: «Сама вляпалась».

— Умберто, — прошипела сквозь зубы женщина, стараясь не обращать внимания на выжидательные взгляды, направленные в ее спину. — Давай, может быть, в другом месте все обсудим…

— Нет! — Круазель выпятил грудь, а его рыжая борода воинственно встопорщилась. — Я не сойду с этого места, прелестница, пока не услышу ваш ответ!

Дита скрипнула зубами, воздела глаза к сверкающим безупречной синевой небесам и выдохнула:

— Нет, Умберто, я за тебя не выйду…

Разочарованное «Аааах…», донесшееся из собравшейся публики, заставило женщину зажмуриться. Сам Умберто Круазель побледнел, опустил Диту и поднялся с колен.

— Что ж, — убитым голосом сказал аристократ. — Назовите мне его имя.