Виноделы. Терпкий аромат любви

– Я должна знать, почему он старается нас уничтожить, – настаивала Катерина. На этот раз она не позволит себя отвлечь. – Он мой отец. Я должна знать все, мама.

Ава замолчала и посмотрела на раскинувшуюся внизу долину, опоясанную рядами винограда и злаков.

– Думаю, пришло время облегчить свое сердце. Я надеюсь, ты простишь меня. Адвокат говорит мне, что многое так или иначе может выплыть на суде, поэтому будет лучше, если ты все услышишь от меня сейчас.

По лицу Авы промелькнуло отчаяние, и она, устремив взгляд вдаль, открыла ржавую дверь в комнату воспоминаний.

– Ты была ребенком, о котором я молила Бога. Моя драгоценная девочка, моя Катерина Маргарита Розетта. Ты была чистой радостью, и я просто не знаю, что бы делала без тебя, ma chérie.

Но Катерине нужно было куда больше.

– В последнем письме к Джованне говорится о том, что ты планируешь самостоятельно поехать в Сан-Франциско. Что произошло после?

Словно в трансе, Ава смахнула с блузы разлетевшиеся лепестки роз и кивнула сама себе.

– Сначала я поселилась в Напа. Тогда это была крошечная деревушка. Я познакомилась с другом твоего деда и точно описала ему, что ищу. Он показал мне землю, которая идеально подходила для выращивания винограда.

– Эту землю.

– Да, верно. Увидев, как участок поднимается над туманом прямо в горы, совсем как в Монтальчино, я почувствовала непреодолимое желание владеть им. Я сразу же организовала покупку. Место было просто идеальным: старый виноградник и много невозделанной земли. В тот день я так долго бродила по этим местам, что солнце село и на небе заиграли тысячи звезд, именно поэтому я так и нарекла это место: Миль Э’Туаль.

Катерина коснулась руки матери. Она слышала часть истории и раньше, но в предыдущей версии землю Ава нашла вместе с Лукой.

– А когда к тебе присоединился Лука?

– Через несколько недель. Деньги закончились, и он приехал из Нью-Йорка, чтобы найти меня. В день его приезда я лежала с гриппом и ожидала, пока адвокат закончит оформление всех документов для покупки собственности. Я вся тряслась от лихорадки и не могла встать с кровати, поэтому дала Луке право подписать документы вместо меня.

– Но он поставил на документах свое имя, правильно?

– Да, позже, когда я хотела добавить туда и свое имя, он отказал мне. Мне тогда никто не мог помочь. Был 1929 год, мне было девятнадцать лет, я была иностранкой…

Сегодня не многое изменилось. Почувствовав себя чужой в Италии, Катерина легко могла представить состояние матери.

– Когда я немного поправилась, то начала рисовать набросок дома для архитектора. Он был уменьшенной копией родительского замка в Бордо. Первый винтаж нашего вина из старого винограда стал настоящим успехом. Нам везло. Лука очаровывал всех, с кем встречался, и вскоре мы получили контракты на поставку вина в церкви, синагоги. Во время «Сухого закона» не всем так везло. Например, наша соседка, чей муж умер от сердечной недостаточности, доставляла особые кремы и растирки модницам Сан-Франциско. Но я подозреваю, что ее машины, развозившие заказы, были доверху нагружены совсем не баночками с кремом…

– Каким был Лука тогда?

– Он был лучше. Некоторое время мы были счастливы. Я любила своего ребенка, у меня был прекрасный дом, и я была уверена, что воплощаю в жизнь то, ради чего пришла в этот мир. Виноделие – мое призвание.

– Когда все начало меняться между вами?

Ава пожала плечами.

– Идиллия продлилась недолго. Лука быстро потерял интерес к виноградникам и к строительству, а я по-прежнему пыталась внести равновесие в нашу жизнь. Из нашего первого урожая большую часть выпил Лука. А когда он пил, то становился жестоким, и чем больше он пил, тем сильнее менялось его поведение, даже в моменты трезвости. Я признавалась в его откровенно ненавистном отношении священнику и врачу, а они заставили меня думать, что я не справилась со своими обязанностями. Они советовали мне лучше стараться.

Катерина едва удержалась от комментария. Эти же советы дают и сегодня. Когда же это изменится?

Ава опустила глаза и продолжила:

– Однажды ночью, полностью голый, он взобрался на высокий подоконник шато и палил из пистолета в ночь, выкрикивая ругательства, адресованные воображаемому противнику. К счастью, только несколько беззащитных гроздей винограда были свидетелями и жертвами его убийственного гнева. Но он вел себя все хуже и хуже. Я опасалась несчастного случая.

Катерина слушала, воображая мать молодой женой, в чужой стране, с таким грузом ответственности.

Плечи Авы совсем поникли.

– Однажды я рассказала врачу о сломанном носе и синяках и объяснила, что упала. Никто мне не поверил, но и помощи не предложил. Мужчины не вмешивались в дела других мужчин.

Катерина взяла маму за руку и сжала ее. Она не могла себе представить, как можно жить с таким человеком.