Виноградные грезы. Обрести и сохранить

Обои вздулись, матрас в углу застелен пожелтевшими тряпками, паркет в царапинах. На потолке лампочка без абажура и облупленная краска. Подташнивает от запаха мочи и спиртного – пахнет весь этаж. Из мебели в комнате круглый стол и изъеденное молью кресло. Я неосознанно попятился. Сделал над собой усилие, чтобы остаться. Пальцы до боли сжали дверной косяк, вернее, бетонный. Двери нет: арка в стене, а наверху ржавыми гвоздями прибита простыня. Отодвигаешь – и ты в комнате Асоль Мэндес.

– Посмотрел, как я живу?

Она стояла у окна, оперевшись на подоконник молочно-белыми руками. Окно я заметил не сразу – стекло мутное, а рама перекосилась, впуская сквозняк. Асоль упрямо вглядывалась в ночь, ни разу не вздрогнув от холода. Ее пышные бедра соблазнительно покачивались. Майка задралась, оголяя поясницу.

– С первой встречи хотел узнать о тебе больше. Почему ты агрессивная? Грубая? Дикая? Если купить тебе квартиру, подобреешь? Проверено на твоей подруге.

– Да? – Асоль обернулась, и рыжие пряди ударили ее по щекам. – Ничего мне не надо от такого, как ты.

Сколько яда… Хмыкнув, я бросил недокуренную сигарету на пол, растоптал ботинком. Вряд ли квартира станет грязнее от моего окурка.

– Ари здесь нет, Рэтбоун, я ее давно не видела.

Глотнув бурбон из бутылки, я в четыре шага пересек всю комнату.

– Мне не нужна Ари, – прохрипел я. – Мне нужна ты.

Асоль прищурилась. Оценивала: опасен я или просто пьян? Раньше думал, что ее глаза серые из-за стали в них, но, оказалось, это плохо замерзшая речка. И сегодня я разобью лед кувалдой.

– Хватит изображать недотрогу.

Мне нравились сиськи Асоль: вызывающе просвечивают через майку. Мне нравилось ее замешательство. Мне, конечно, больше всего нравилось то, что я пьян до безобразия.

– Давай, – подначивал я джеровскую подстилку, – тебе понравится. – Когда подошел совсем близко, Асоль уперлась ладонями в мою грудь. Я брезгливо скинул ее руки. – Ты отговаривала Ари простить меня. Завидовала? В твоей жизни любви никогда не было.

– Умолкни, – прошипела Асоль.

Она откинула край моего пальто и смяла в кулаке рубашку: пуговицы в любой момент отлетят. Нетерпеливая, я хотел раздеться позже. Но не стал ее останавливать. Пусть распускает руки. Я тоже скоро распущу.

– Отвали, животное.

Асоль попятилась на безопасное, как ей казалось, расстояние – до кресла. Выругалась, когда я повторил ее шаги.

– Я закричу, Рэтбоун.

Наклонился. Поцеловал в щеку. Асоль заколотило, будто я ей врезал. Нежность. Не ценишь, да? Боишься. Ари боялась. Теперь… Как ее целует Джерад? Ей нравится? А трахает он ее ласково? Нет… Ей нравится жестче.

– Ари спит с моим другом. – Откровенничаю перед шлюхой? Зачем? – Он меня предал, давно предал. – Нести груз в одиночку невыносимо, а бутылки – плохие собеседники. Вот я и выбрал, с кем разделить ношу. – Мой друг – Джерад Андерсон. Мы оба проиграли, Асоль.

Она вытаращила глаза. Стиснула зубы. Ее аппетитная грудь пошла пятнами, уродливыми, красными. Пятна поднимались к шее, дополняли рыжий цвет волос.

– Что за хрень? – занервничала Асоль. – Новый вариант съема? Мог заплатить…

– Он ее любит. Джерад любит мою Ари. Он так сказал.

Никакого удовлетворения. Я поднес ко рту горлышко бутылки. Медленно вливал в себя алкоголь, наблюдая, как Асоль сорвалась с места, чтобы найти телефон. Бегала по комнате как ужаленная. Отыскала мобильник на матрасе. Я сдавленно гоготнул: Асоль набрала номер и ходила кругами, слушала гудки. Ари или Джер, кто-то из них не отвечал.

– Ты врешь. – Асоль накинулась, опаляя меня дыханием. Крепкие сигареты, арбузная жвачка, духи Dolce & Gabbana. Дешевая подделка духов Софи Штерн – я дарил оригинал. Асоль – дешевая подделка моей Ари.

– Мне тоже больно, – выдохнул я в губы огненной красавице. Второй рукой коснулся ее груди: упругая, мягкая. – Очень больно…

Звон разбитой бутылки – и боль мы топили в поцелуях. Я снял с Асоль майку, расстегнул джинсы. Под подошвами ботинок хрустело стекло, в воздухе пахло спиртом. Вот бы кто-то швырнул спичку… Я целовал Асоль, и она жадно отвечала. Сброшенное наспех пальто, оторванные пуговицы рубашки, приспущенные брюки; мокрые тела, скрипучее кресло, громкие стоны.

– Ни черта не стало легче, верно, Стивен? У тебя даже не встал.

Искусанные губы Асоль перестали казаться вишней. Уйди, просто уйди. Я зачесал волосы, которые прилипли ко лбу, и потер подбородок – щетина колола пальцы. Наступил на стекло. Черт, зря разбил бутылку.

– Ари лучше. Она предала тебя, но все равно лучше. – Асоль натянула джинсы: научись, мать твою, подбирать одежду по размеру.

Я зевнул. Развалился в кресле со штанами на щиколотках. Сожалел, что бутылка разбилась. Бурбон был хорош. А то, что после Ари мне не удается никого трахнуть – это мелочи.

– Пустота стала острее, да?

– Да.

– Иди на хрен, Стивен! – выпалила Асоль. Серые глаза вновь покрылись ледяной коркой. Уже я-то знаю: самый плотный на вид лед крошится быстрее. – Козел поганый. – Асоль вихрем пронеслась мимо и исчезла за грязной простыней.

Ровно неделю я не видел Аристель.

Ари

– Почему ты остановился?