Виноградные грёзы. Книга 1

Слова Джерада посеяли сомнения – Аристель действительно ничего не планировала, настолько безумной, недостижимой, казалась мечта быть со мной. Но ей лишь восемнадцать. И мне не нравилась ее чрезмерная наивность, позиция «живи сегодня, не думай о завтра». Ари многое предстоит узнать, на многие вещи мы уже смотрим под разным углом.

– Боюсь, я испорчу ей жизнь. – Мне не удалось скрыть грусть в голосе. – Ари юная. Не хочу ее вожделеть, но она идет ко мне в руки, и… Это что-то сумасшедшее. Не страсть уже, не любовь еще. Всё сложнее, чем кажется.

– Управляет твоим телом, скоро и разумом начнет. Женщины – опасные существа, мой друг, будь им пятнадцать, восемнадцать, двадцать или сорок. В итоге ты отпустишь ее, не может быть иначе, она должна уехать, верно?

– Верно.

– Будешь ей пользоваться это время?

– Не знаю, – ответил я, нервно барабаня пальцами по тумбочке. – Я ей не пользуюсь, я…

Шум воды в ванной прекратился, и я закончил разговор. Через пять минут Ари мелькнула в дверях спальни. Она мягко ступала босыми пятками по ковру, до одурения домашняя и уютная в моей футболке. Подойдя к кровати, девушка молча обняла меня сзади, уткнулась лбом в мое плечо, как котенок. Мой бодрящий апельсиновый гель для душа не подходил ей, хотелось вновь чувствовать обволакивающую карамель с нотками спелой малины. Я будто помешался на этом запахе.

– Нет на свете обмана хуже, чем самообман.7

– Что? – сипло переспросил я.

– В книге прочитала, – Ари взмахнула мокрыми волосами. – «Большие надежды». Еще: «Кто вопросов не задает, тот лжи не слышит»8.

– Гм… – Только и смог ответить я.

Повернулся и стал целовать девушку.

Ты не вовремя в моей жизни, Ари, я не хочу влюбляться в тебя… Загнан в ловушку, хочу, чтобы время остановилось. Устану ли я от твоей любви? Разочаруешься ли ты во мне? Перестану ли я чувствовать вину, желая юное тело? Будешь ли ты идти дальше или растворишься во мне, словно кубик сахара в чае? Когда же, когда же всё будет не так сложно?

***

Я не справился с демонами. Влюбленность обволакивает дымкой, здравому смыслу не пробиться. Разговор с Джерадом – и дымка рассеялась. Притворяться, что меня ничего не тревожит, тошно. Смотреть в ее глаза совестно. От самого себя противно, я не Джерад Андерсон, не могу играть чувствами. Не могу пользоваться ее любовью, спать с ней, зная, она уедет.

Так что я отпущу ее раньше, чем полюблю. Расстаться с Ари через неделю будет труднее. Ладно, даже через несколько месяцев, когда закончится ее виза. Оставить Ари в США я не смогу, это не ее родина, не ее жизнь. И хотя я уверен в искренности Ари, Джерад прав в одном: она – препятствие, как и я – ее препятствие жить своей жизнью.

Об этом я думал и напивался в баре, пока Ари сидела в машине, ждала меня, а я не приходил. Ей стоит найти меня через пару лет, тогда, возможно, что-то получится.

***

Кисловатый привкус во рту. Стреляет в висках. Я попытался встать – голова свинцовая и гудит так, будто внутри взорвалась сотня хлопушек.

– Рэтбоун! Рэтбоун, проснись! – Голос знакомый, мужской, с французским акцентом, но я не мог вспомнить, чей. – Вставай! – Голос стал громче и раздражительнее.

Через секунду я почувствовал на лице холод. Мокро! От неожиданности я подскочил на кровати и распахнул глаза. Дневной свет на миг ослепил, капли воды стекали по моему подбородку. Я огляделся: в своей квартире, в своей постели, а надо мной Шон Мюрель – пиар-менеджер.

Если Марти занимался вопросами лейбла – продвигал альбом и синглы, организовывал выступления и мероприятия, то Шон отвечал за имидж – что говорить на интервью, куда идти, с кем общаться, а также контролировал прессу. Он добродушный, не похож на акулу шоу-бизнеса, но сейчас сурово глядел на меня, сдвинув широкие темные брови. Шон держал в руке стакан и, судя по виду, был готов в любой момент, следом за содержимым, запустить им в меня.

– Пить хочу, – сипел я, умоляюще глядя в прищуренные серые глаза.

– Так тебе и надо, – грубо, но с улыбкой ответил Шон и поставил пустой стакан на тумбочку.

– Что случилось?

– Не помнишь, да? А папарацци помнят.

Он, будто фокусник, достал из-за спины конверт и раскидал по кровати фотографии. Цветастый веер раскрасил светлые простыни.

– Это что? – Мозговая активность уходила на попытки не заснуть, и я задавал идиотские вопросы.

– А ты как думаешь, Стивен? Я выкупил у местных папарацци! – Шон поднял одну из фотокарточек и запустил ей мне в лоб: – Интересно, что написали бы газеты, получи они эти снимки? «Эксклюзив! Стивен Рэтбоун, вокалист Grape Dreams, напился в баре!» или «Стивена Рэтбоуна из бара выносила миленькая девчушка!» Как тебе?

Я оцепенел. Кровь прилила к щекам. На фотографиях был я, совершенно невменяемый я висел на плече девчонки в белом платьице. Ари. Не столь важно, что я напился, в силу имиджа рок-музыканта я мог позволить такое, но то, что я унизил Ари, поразило меня. Она, бледная и хрупкая, волочила меня к машине, а я смотрел на нее, будто она – дрянь.

Закрыв глаза, я застонал.