Виноватых бьют

– Здравствуйте, – говорю, – элеутерококк, пожалуйста.

По слогам так, правильно.

– Элеутерококка нет, – улыбается очередная, даже не посмотрев по своему компьютеру, есть или нет действительно, будто знает наверняка, словно каждый день кто-то приходит и берёт этот долбаный элеутерококк.

А мне как бы надо. После суток – всегда разрывается. Никак не разорвётся.

Стою молчу, не ухожу.

– Элеутерококк, говорите?

– Элеутерококк, – говорю.

– Тридцать два рубля пятьдесят копеек, – улыбается, – оплата картой?

Поднялся я, значит, в свой дом на горе. У меня тут холодильник настоящий и кровать с одеялом. Ну, думаю, сейчас одну столовую ложку – и спать.

Разделся, умылся, хряпнул прямо из горлышка – нет у меня никакой ложки. Чувствую: не элеутерококк. Слишком приторный, сладкий.

Хожу злюсь, на аптекаршу грешу: шипящими, шумящими, всеми сразу.

Выпил я, короче, какой-то «Ротокан» – экстракт для приёма внутрь. Откуда он взялся, не помню.

Холодильник маленький, да настоящий – внутри всё, от сахара до хлеба, и огурцы всякие.

От муравьёв прячу, от клопов там разных. Эти тут единственные, кто не тормозит. Беспокойно скорые, вездесущие.

Выспался, как дурак. Побрился под Котовского. Хожу довольный.

Надо бы шампунь купить, да волос нет. Бесит прямо.

* * *

Выезд. Телесники.

Умар избил Ибрагима.

Горы спрятались, ничего не говорят.

* * *

Маша – следователь из Норильска, на Севере служила. Два года и восемь месяцев.

– Так-то нормально там, – говорит. – Правда, нельзя улыбаться, когда метель.

Вот она и улыбается. «Смотри, какое дерево! Смотри, какое море!» Соскучилась, натерпелась.

Мы вчера в «МореМолл» поехали. Она там на радостях скупила всю летнюю обувь. И очки ещё. Солнечные.

А потом в «Читай-город» пошли. Я хотел купить «Клару и Солнце» Исигуро, а Маша не хотела, но купила что-то про психологию.

Она учит меня наслаждаться мгновением, жить секундой. И сама ходит, улыбается.

…Проснулся я сегодня, значит. Вышел покурить. У меня тут беседка, все дела: птички, цветочки, зелено-презелено.

Сижу. Руки так вперёд выставил, типа расслабляюсь. Солнечные ванны, божий свет.

Затянулся, выпустил. Хорошо-то как, господи.

Ну, думаю, задача выполнена. Кажется, научился. Спасибо, Маша, не забуду.

Иду обратно, смотрю – подполковник местный. С пакетом вышагивает. Пялится.

– Здравия желаю, – говорю.

– Здравия желаю, – говорит.

И сигареты кончились.

И мусором пахнет на весь санаторий.

* * *

Звоню обвиняемой. Спрашиваю, во сколько удобно ей будет прийти на следственные действия.

– Ты мужчина, ты решай, – отвечает.

Душевно так.

* * *

Маша сломала мой зонт – и весь день извиняется, будто сломала не зонт, а всю мою жизнь. Я говорю:

– Маша, успокойся. На Платановой в Хосте они продаются за 150 рублей. Ему давно пора.

– Я всегда переживаю, – отвечает Маша.

В «Советскую» пивную привезли «Хадыженское». Сначала хотел взять полторашку, потом передумал. Завалился спать.

Разбудил старший следователь. Спросил, какой у меня размер обуви. Я сказал ему: «Руслик, иди ты нахер».

Через минуту позвонил начальник. Я ответил, что сорок второй.

Пальмы шепчутся по-прежнему. Сегодня – осуждающе, свысока.

Утром на Платановой куплю зонт. Обещают шторм.

Коля из 116-й написал рапорт.

– Пойду, – говорит, – в торговый центр. Охранником.

* * *

Задержали дагестанцев.

Аварец, жёсткий и дерзкий. Ничего не признаёт.

– Ты, – говорит, – очень спокойный.

Киваю. У меня одна мысль: чтобы это всё поскорее закончилось.

– Ножик откуда взяли? – спрашиваю.

– Э-э-у, брат! Какой нож?

С мягким знаком на конце – «ножь». Руки наизнанку.

И начинается. Снова и снова.

Открыл фейсбук. Читаю ленту, молчу.

– Ай, ладно, – говорит, – пиши как хочешь.

И признаётся.

Сколько вас было таких за эти семь лет.

* * *

Если выйти вечером на перекур и подняться в беседку, обязательно хватишь лицом паутину, встретишь на лестнице улитку, нарвёшься на замполита, услышишь «заканчивай шляться, Кубрин».

Если выкурить одну – это быстро, улитка не успеет. Если две – не успеет всё равно. Ей до чёрной вечерней травы – целый метр, вся жизнь. И надо выкурить, наверное, пачку, чтобы успела.

Вообще это слюнявый какой-то текст. Я бы хотел писать про смелых и отважных героев, про боль и кровь, про дураков разных, – а пишу про то, как боюсь раздавить улитку в темноте.

Наверное, улитка здесь ни при чём. Она догадывается и знает наверняка, но идёт.

* * *

День начался с того, что в дежурную часть позвонила местная жительница и сообщила, что у соседей громко кричат петухи.

Лучший полицейский отдел страны. Элита, блять. Форму выдали по размеру. Вооружение новое. А тут – истории про петухов.

* * *

Здесь стоит куда-нибудь зайти – в «Кофе-Мофе», например, за капучино с корицей, или, например, в Сувлачную, или даже в столовую «Зорька», – всегда услышишь что-то вроде «мой хороший».

– Здравствуйте, – говорю, – мне бы кофе.

– Здравствуй, мой хороший. Конечно, мой хороший.

Специально задаю глупые вопросы, типа «можно с собой?» или «карты принимаете?». Знаю, что можно. Знаю, что принимают. А всё равно.

После дежурных суток особенно хочется такой вот теплоты и ласки.