Читаем Виноватых бьют полностью

Хуже всего – просыпаться. В армейских нарядах спали по четыре часа. Отрубался без единого скрипа с десяти до двух, потом будил дневальный (за такой подъём хотелось набить морду). Я шёл по январскому плацу Краснодарского училища (молодой, бритый, некрасивый), считал дни и думал: не повторится, никогда, ни за что.

Повторилось. Хули делать. Сам виноват.

Академия в Нижнем Новгороде. Щёлковский хутор, опять зима. По-прежнему молодой, не самый красивый: бушлат велик, шапка сползает. Одна кокарда блестит, и звёзды переливаются в небе (холодно будет). Шесть баков с картошкой, хлеб какой-то: разгрузить, почистить, убрать.

Ночь всегда проходит быстро. Бежит, как с места преступления. Хрен догонишь.

За окном салют. День города. Фонтан открыли. Никто не спит. И я не собираюсь.

Даст бог, ничего не случится. Спущусь через час-другой в дежурку, потрещу с оперативником, дам прикурить участковому, услышу вопли пьяных нарушителей, чайник поставлю, кофе налью.

Уснуть бы, да не могу. Разучился.

Только ночь бежит, вину обгоняет.

Всё в порядке. Никто не виноват. Виноватых – бьют. Так меня учили (капитан Севтинов, лейтенант Пацура, старший сержант Горбенко). Я хорошо учился: отличник боевой подготовки. Но всё равно не понял, за что и почему.

Никто не виноват. Только ты сам. Но за это прощают. Будут бить – кинусь в драку. Утром всё равно заживёт.

* * *

Когда меня читают сотрудники полиции, они узнают в моих персонажах друг друга. «Это про тебя, такой же ленивый». «А про меня там есть?» «Напиши нормально, чтобы всё чётко было».

Это очень весело.

Один признался, чистосердечно. Говорит, прочитал три страницы и стал играть в телефон.

Так-то лучше.

* * *

Спросил у начальника, можно ли прийти на работу в цветных носках.

Теперь дежурю в субботу.

Нельзя, короче.

* * *

Допрашиваю женщину в качестве свидетеля. Спрашивает:

– А среди следователей есть писатели? Детективные истории, все дела…

– Есть, наверное, – отвечаю, – заняться им больше нечем, этим следователям.

Смеётся. Смеюсь.

* * *

Капитан Калмыков поручил мне однажды делать боевой листок.

Я сказал, что не умею рисовать. «Никто не умеет», – ответил ротный, и выдал рулон бумаги и набор цветных карандашей.

Каждую субботу после ПХД я сгорал от стыда, между синим и зелёным выбирал чёрный. Спустя полгода получил младшего сержанта. Калмыков признался: руки у тебя кривые, зато голова на плечах. Служи на здоровье.

…Приехал как-то в Краснодар. Стоял напротив училища, видел капитана (уже майора). Он шёл и говорил сам с собой. Хотел подойти, спросить. Не решился.

Иногда смотрю на себя – того, другого – и думаю: всё-таки сволочь ты, Серёжа. Стал сержантом за боевой листок – а другие землю рыли, и ничего.

* * *

Звонит начальник.

– Я тут прочитал в новостях, ты Букеровскую премию[1] получил?

Смеёмся.

– Дело когда закончишь?

* * *

Всю ночь выезжал на происшествия. Приехал к одной женщине, которая чуть не стала жертвой мошенников.

– Ой, спасибо вам, – говорит, – чай или кофе?

– Да нет, – отвечаю, а сам бы не отказался.

– Ну, тогда водки?

Молчу.

Потом пьянющий мужик пытался убедить меня в несовершенстве мира.

Молчал, держался.

В четыре утра захожу в квартиру к пенсионерке. Рано встают пенсионеры, ищут внимания.

– Ой, какой молоденький, – заявляет с порога и улыбается, улыбается.

В шесть утра выпил кофе. Понял, что мир всё-таки совершенен. Устал что-то.

* * *

К сожалению, я теперь очень известный следователь. В какой бы городской отдел ни приехал, обо мне уже знают. Только услышат фамилию – и понеслось.

– Ты тот самый, кто стихи пишет?

– Да не стихи он пишет, а рассказы. Да, Серёга?

– Ну, – говорю, – написал что-то, да…

Я не знаю, что отвечать. Мне всегда неудобно от подобных вопросов. Говорю, что не понимаю, о чём идёт речь. Вы меня с кем-то путаете, ребята. Иду, короче, в отказ.

* * *

Спросил у начальника, будет ли премия ко Дню полиции.

– Ты, – говорит, – получал уже какую-то премию.

Не поспоришь, короче.

* * *

Дудь спрашивает Шило: есть ли полицейские, которые слушают «Кровосток»? Будто бы полицейские только и делают, что слушают гимн России и смотрят «Улицы разбитых фонарей».

* * *

Время от времени ко мне заходит начальник и спрашивает, читал ли я «Мир как воля и представление» Шопенгауэра. Нет, говорю, не читал. У меня в производстве двадцать четыре уголовных дела. Какой ещё Шопенгауэр.

Потом он забывает и опять спрашивает: не читал? Не читал.

Прочитай обязательно.

Он очень любит немецкую философию.

Сегодня зашёл, осмотрелся, кивнул. Ну? Нет?

Нет.

Думаю: надо прочитать. Может быть, там секрет какой. Что он так переживает.

* * *

Кассирша в «Пятёрочке» постоянно советует мне, что купить на вечер, напоминает про карту, где у меня, наверное, уже миллион баллов, и радуется, когда я НЕ беру пиво или сигареты.

Если честно, я не очень люблю, когда у неё рабочая смена. Хотел сегодня бутылочку пива выпить – а не взял, неудобно как-то.

* * *

Телефон третий день требует провести «очистку мусора». Боюсь нажимать, мало ли что.

* * *

Начальник ругается, никак не откроет входную металлическую дверь. Там кнопка есть. Заедает немного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Былое — это сон
Былое — это сон

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

Аксель Сандемусе

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза