Виноватых нет

— Да. Причём он просто избил обоих, судя по результату. У одного — сотрясение мозга, у другого такие синяки, что на улицу минимум неделю не выйдет.

— А кого? — я принялась лихорадочно вспоминать, кого сегодня не было.

— Сильченкова и Корнеева.

— Точно… Как это он смог?

— А вот это мы выясним на Совете. Ты-то придёшь?

— Конечно!

Мы попрощались, и я вышла на улицу.

Свежий ветерок гонял по асфальту сухие листья. Дворники собирали их в кучи и грузили в мешки, но справиться с осенью не могли. В ветках деревьев запуталось яркое, но уже совсем не жаркое солнце. Оно делало листья золотыми, а небо — ярко-синим и блестящим, умытым. Не скажешь, что середина октября.

Первого сентября подули холодные ветры и даже начал моросить дождик. Сама природа говорила: каникулы кончились, пора заняться серьёзным делом. Но потом в небесной канцелярии решили, что попугали нас достаточно, и вот уже второй месяц стоит солнечная погода. Только ночью шумят бурные и короткие грозы. Утром город блестит мелкими лужами, в которых, как кораблики, плавают опавшие листья. И воздух осенний — тоже особенный. В нём — запах прелой листвы, мокрой коры старых лип, свежесть холодного ветра и никакой пыли. От этого он делается хрустальным.

Хорошо, что до дома идти минут сорок. Можно подышать, пошуршать листьями, и ни о чем особо не думая. Сидела где-то глубоко в душе заноза — Тихонов. Что ему надо?

Лучше о нём не вспоминать, не портить настроение. Вот когда насупит холод и слякоть, небо станет серым, а воздух промозглым — тогда и разберёмся с таким же мерзким типом. И — мучило любопытство. Что там вышло у Сельцова с двумя достаточно крепкими парнями? Как он с ними справился? И, главное — что нужно сделать, чтобы вывести из себя по жизни отмороженного Сельцова?

* * *

Читала в и-нете, на какой-то юмористической страничке: «Что такое одиночество? Это когда выходишь из лифта, в коридоре вкусно пахнет, и понимаешь, что пахнет не у тебя».

Папа, конечно, тут же сказал: «Давать определение со слов «это когда» — первый признак неумения говорить», но при этом хмыкнул и быстро глянул на потолок, как будто записал на нём что-то. Значит, мысль понравилась.

И я стала, выходя из лифта, принюхиваться. Если вкусно пахнет — значит, папа дома. Мама готовит на скорую руку. Сварит кастрюлю супа — вот вам, питайтесь. А разогретым супом на лестнице пахнуть не будет. Проверено.

Отец готовит долго и со вкусом. Казалось бы, вот овощное рагу. Порезал, свалил всё в сковородку и перемешивай. Правда, в результате каша получается, но есть можно. Нет, папа простых путей не ищет. Он жарит кабачки отдельно, баклажаны — отдельно, грибы последними, мясо вообще на другой сковородке. И каждую серию разными приправами посыпает. Получается обалденно, и запах стоит такой, что ноги подкашиваются.

Вот и сейчас ароматы висят, как облака. Кажется, их можно потрогать. Я быстро открыла дверь своим ключом и крикнула:

— Пап, это я!

— Ура, — громко и деловито отозвался папа с кухни.

Я сбросила туфли, уронила рюкзак и только взялась за молнию на куртке, как запиликал телефон.

— Лера, ответь, у меря руки в муке! — крикнул отец.

Я схватила трубку радиотелефона в зале.

— Алё!

— Здравствуйте, можно Юрия Ивановича? — поинтересовался незнакомый женский голос.

— Да, минутку.

Я пробежала на кухню:

— Пап, тебя!

— Спасибо. Обуйся, что ты без тапок, — отец сдвинул сковородку с огня и взял трубку. — Алло, здравствуйте, слушаю вас.

Я не ушла. Привычно залюбовалась отцом. Он совершенно не походил на преподавателя университета и редактора толстого журнала. Бывали дома такие гости — маститые-именитые, обрюзгшие и вечно чем-то недовольные. А отец высокий, широкоплечий и часто улыбается. А ещё у него совершенно пиратская борода. Светлая, окладистая. И высокий лоб с залысинами. Когда отец сердится, он похож на Святого Николая с иконы, что висит в кабинете над столом. Но сердится он редко. Сейчас папа нахмурился, но не сердито, а сосредоточенно. Так Дед Мороз слушает стишок на утреннике.

Интересно, кто звонит. Ведь это явно какая-то совсем чужая женщина. Она полностью выговорила имя-отчество отца, а ведь даже ученики в лицо зовут его «Юриваныч». Студенты приходили по вторникам на какие-то чтения, но читали мало, а больше спорили, размахивая руками. В такие вечера хорошо сидеть на подоконнике и слушать их весёлую перебранку. Не очень понятно, о чём говорят, но зато появляется такое чувство, как будто готовится какой-то праздник. И мама, хоть и устаёт на работе, всегда приносит студентам чай и бутерброды. Я помогаю ей. Не из вежливости — просто тоже хочется стать частью происходящего, а не просто зрителем.

Скорей бы уже мама вернулась! До конца её командировки ещё пять дней, плюс один на дорогу. Почти неделя.

— Ну и что вы от меня хотите? — спросил отец в трубку. Встретился со мной глазами, сделал страшное лицо, глянул на мои ноги. Я подавила улыбку и ушла переодеваться в домашнее.

Когда я вернулась на кухню, отец раскладывал по тарелкам овощное рагу.

Я подала вилки и принялась резать хлеб.

— Пап, кто звонил-то?

— Одна маленькая девочка.