Потом было слышно завывание «Скорой помощи», резко оборвавшееся, когда машина въехала на территорию базы. А там и Толян пришел и велел всем спать, пока есть еще время. Доигрался с автоматом молоденький курсант школы милиции, только вчера перешедший в ОМОН. Автомат старенький был у него, предохранитель ослаб, да еще парень сдуру, сидя на койке, поставил автомат между ног и начал постукивать прикладом по полу в такт музычке из приемника — коротал время до своей смены — не спалось, видно, от впечатлений. Ну и достучался. Разболтанный предохранитель снялся, затвор передернулся от резких движений сам собою, а может, патрон уже был в патроннике, а как там он на курок нажал — неизвестно. Факт тот, что короткая очередь вошла курсанту прямо в подбородок. Через всю голову навылет.
Похоронили его вскоре на Ивановском кладбище Риги.
За все приходилось платить. В том числе и за то, что ни у кого не было времени нянчиться со взрослыми людьми, сознательно сделавшими свой выбор. В недавнем бою, под перекрестным ураганным огнем, никто из омоновцев не погиб. А вот парнишка, пришедший после этого боя на базу и попросившийся на службу, подстрелил себя сам. И это тоже была цена выбора. Потому никто его не ругал, вспоминая, за глупую небрежность. Не обзывал молокососом, сунувшимся играть во взрослые игры. Такое и со старыми вояками случалось, чего ж там? Парень сделал свой выбор. И погиб не по пьянке, а на базе ОМОНа, окруженной противником. В реальной боевой обстановке. Так что хоронили его с почестями и всем отрядом. Мальчишку, случайно убившего себя из автомата, который он взял в руки, чтобы Родину защищать. Бывает. И хотя был он в ОМОНе всего лишь два дня, хоронили его как своего. Чтобы все знали: что бы ни случилось — прикоснулся к ОМОНу — ты свой. Сильный или слабый, умный или простодушный, опытный или желторотый — какой бы ты ни был — теперь ты
Не было ангелов в Рижском ОМОНе. Кое-кто потом и пулю в голову за предательство схлопотал. Но
— Регина Васильевна, дай я тебя поцелую! Спасибо! Я так рад тебя видеть! — Валерий Алексеевич обнял молодую женщину за плечи, бережно поцеловал в пепельную макушку, пахнущую духами «Быть может». Регина смутилась, высвободилась неловко и подтолкнула к Иванову подругу — статную, высокую, белокурую (даром, что татарка) — Людми— С днем рождения, Валера! — Люда смущаться не стала, расцеловала Иванова в обе щеки, сунула пакет с домашними пирожками и небольшой подарок в красивом мешочке.
— Это от нас обеих! Цветы не повезли, было бы странно, не в ствол же автомата их совать, как пацифистки.
— Да уж точно, я бы и сама автомат взяла против этих сволочей, — пылко высказалась Регина и снова покраснела.
Валерий Алексеевич отошел с женщинами в сторонку, подальше от любопытных глаз дежурного сержанта, торчавшего у КПП и строго контролировавшего нахлынувший на базу поток людей. Всем хотелось просто посмотреть на омоновцев, пожать им руки, передать вкусненького, привезти домашнего. А некоторые — целыми делегациями от заводов, от организаций всяких приезжали — поддерживали, благодарили, требовали принять собранные тысячами людей деньги, продукты, сигареты, медикаменты, зубную пасту и мыло — в общем, все, что было в дефиците в этот самый горький и последний перестроечный год. Конечно, с людьми встречались и Млынник, и замполит, и популярный в прессе и потому всем известный командир первого взвода Кузьмин.
И не было душевных сил отказать людям в радости хоть что-то сделать для единственных своих защитников. Не осталось у русского населения никого, кроме бойцов ОМОНа. И самих себя. Впрочем, все эти люди, конечно, были сторонниками Интерфронта, многие были даже офицерами Советской армии, но. что они могли без приказа? А приказ защищать советских, русских людей, казалось, был только у одной вооруженной силы в Союзе — у Рижского ОМОНа. И Вильнюсского еще. Да и то приказ этот омоновцы отдали себе сами. И чудом было то, что омоновцам пока еще это сходило с рук. Пока их еще боялись, пока еще держали на всякий случай. Иначе давно бы уже сгноили, и не кто-нибудь, а московские генералы — предатели.
— Давай поговорим в стороночке, — опомнилась вдруг и сама Регина, видя, как тянет ее подальше от толпы Иванов. С самых первых дней знакомства, когда встретились они на демонстрации Интерфронта, еще весной 89-го, не было у Иванова в Движении более близких людей, чем Регина с Людмилой. Вместе они создавали интерфронтовскую ячейку в своем Центральном районе, потом вместе влились уже в районный Совет Интерфронта, к Полийчуку. Но Регина еще и Алексеева знала с давних пор, так все и замкнулось между ними на искренности и доверии.