Виновный

— А передачи про криминал, где показывают, как ищут убийцу?

— Иногда.

— Понятно. Себастьян, тебе интересны убийства?

— Всем интересны убийства, — ответил мальчик.

Дэниел задержал дыхание.

— Я имею в виду, что об этом очень много передач. Если бы людям было не интересно, их бы не снимали столько.

Дэниел выдохнул.

— Ты слышал, — продолжил Джонс, — что сказал доктор, что у тебя наблюдается нездоровый интерес… вернее, болезненное любопытство… к крови, смерти и телесным повреждениям?

Он тянул каждое слово, наслаждаясь драматичным эффектом, производимым на аудиторию.

— Да, я слышал, — ответил Себастьян, — но я не думаю, что он много про меня знает. Мы встречались всего два раза. Он не знает, что мне интересно или что мне нравится и не нравится.

— Понятно, — произнес Джонс, почти про себя. — Экспертный свидетель ничего не знает… но он прокомментировал твой предыдущий диагноз, синдром Аспергера. Себастьян, ты страдаешь синдромом Аспергера?

— Нет!

Лицо мальчика исказилось от гнева. Зеленые глаза потемнели под нависшими над ними бровками.

— Ты знаешь, что такое Аспергер?

Себастьян, насупившись, молчал, и Ирен вскочила на ноги:

— Милорд, с вашего позволения, экспертный свидетель заявил, что Себастьян не страдает синдромом Аспергера и что предыдущий диагноз был ошибочным.

Бэрон пожал плечами и выгнул рот подковой:

— Мистер Джонс, пожалуйста, переформулируйте вопрос.

— Себастьян, я хочу спросить, это правда, что у тебя нет друзей?

— У меня есть друзья.

— Понятно. Но твои учителя так не думают. С кем ты дружишь? С Беном Стоксом?

— У меня есть друзья.

— Понятно. У нас есть информация из твоей школы. В этих записях говорится, что ты задира и что никто не хочет с тобой дружить, потому что ты плохо относишься к другим детям.

— Это неправда.

Слово «неправда» было заряжено приглушенным, но от этого не менее явным гневом.

Дэниел принялся шептать про себя: «Все в порядке, успокойся. У тебя все в порядке, просто успокойся».

Ирен слегка повернулась на стуле и бросила взгляд на Дэниела. Он ободрительно кивнул, уверяя ее, что все будет хорошо, хотя сам больше не был в этом уверен.

— Это правда, что если ты и заводишь друзей, то это всегда очень ненадолго?

— Нет.

— Другие дети не хотят с тобой играть, это так?

— Нет.

Мальчик не кричал, но стали видны его нижние зубы. Они были крошечные, белые, слово у щуки.

— Это правда, что, когда другие дети узнают тебя поближе, они больше не хотят с тобой дружить?

— Нет!

Суд сидел как завороженный. Щеки Себастьяна на экране порозовели от гнева.

— У меня есть заметки надзирателя из изолятора, где ты отбываешь предварительное заключение. В них особенно подчеркивается твоя неспособность ладить с другими детьми и завязывать дружеские отношения…

Ирен встала:

— Милорд, я заявляю протест. Мой клиент — невинный мальчик, отбывающий предварительное заключение в изоляторе, где он фактически является самым младшим по возрасту среди подростков с серьезными проблемами. Думаю, это совершенно очевидно и говорит в пользу моего клиента, что в подобных обстоятельствах ему сложно завязывать дружеские отношения.

Последовала короткая пауза, и Дэниел расслабился, когда Джонс и Бэрон учли возражение Ирен.

— Давай вернемся к убийству Бена… ведь тебя так интересуют убийства. Твои одежда и обувь были испачканы кровью Бена: что ты при этом чувствовал?

— В каком смысле?

Себастьян на секунду потерял самообладание, утонув в омуте нарисованной Джонсом абстракции.

— Когда Бен, по твоим словам, разбил себе нос и его кровь попала на твою одежду и обувь, что ты почувствовал?

— Ничего особенного. Кровь как кровь. Кровь есть у всех.

— Понятно, значит, когда ты пошел домой, испачканный кровью Бена, ты чувствовал себя вполне нормально?

— Ну да. Это же естественно.

Себастьян посмотрел в верхний угол экрана, вспоминая что-то. Его губы снова растянулись в тонкую улыбочку.

— А когда Бену было больно, как ты себя чувствовал?

— Так это же ему было больно, а не мне. Я ничего не чувствовал.

— А как ты думаешь, что чувствовал Бен?

— Ну, он упал, и у него пошла кровь, но так всегда бывает, если ударить нос. Иногда… даже не надо бить сильно… иногда человеку просто дают пощечину — и у него начинает идти кровь. Носы очень чувствительны.

Дэниелу словно дали под дых. Себастьян казался таким далеким. По другую сторону экрана будто начиналось другое измерение, где все их усилия спасти его были тщетны. Он был недосягаем, потерян. Сидящие в суде слышали, как мальчик, которому не хватало способности к сопереживанию, рассуждает на тему случайной жестокости, но Дэниел знал, что Себастьян говорит о том, как Кинг-Конг бьет его мать.

— Себастьян, ты ударил Бена и поэтому у него пошла кровь из носа? — спросил Гордон Джонс почти шепотом.

Дэниел удивился, что Себ его расслышал. Если бы мальчик находился в зале суда, Джонсу пришлось бы говорить громче.

— Нет, — ответил Себастьян.

— Кровь… это естественно, — повторил Джонс. — Кровь есть у каждого… Когда ты испачкался в крови Бена, ты ничего не почувствовал. Себастьян, ты когда-нибудь пачкался в крови другого человека?