Виновный

— Дэниел, мы еще не успели толком с тобой познакомиться. Я знаю, что тебе жилось несладко, и сделаю все, что смогу, чтобы это исправить. Каких-то проблем нам не избежать. Иначе бы я этим не занималась. Но есть вещи, которые ты обязан уважать. Только так у нас что-то получится. Ты не можешь взять эту бабочку. Она много для меня значит. Когда почистишь зубы, положи ее обратно на полку.

— Нет, — упрямо заявил он. — Я хочу оставить ее себе. Она мне нравится.

— Что ж, понимаю. Если будешь обращаться с ней осторожно, можешь подержать ее у себя пару дней, но потом я хочу, чтобы ты вернул ее на полку в ванной, и мы будем любоваться ею вместе. Предупреждаю, что у тебя только два дня, считай это подарком на новоселье. Но если через два дня ты ее не вернешь, я тебе напомню.

Так с Дэниелом еще никто никогда не говорил. Он не мог понять, злится она или проявляет к нему снисхождение. Локти ломило от напряжения.

Минни плотнее закуталась в кофту и вышла из комнаты, унося с собой запах лимонного сока.

3

Дэниел поднялся в половине шестого утра и сделал десятимильный круг по парку Виктория и Южному Хэкни. Обычно на неделе он не совершал таких длинных пробежек, но сегодня без этого было не обойтись. Когда-то вся дистанция занимала у него час пять минут, но теперь он, если поднапрячься, укладывался и в час. Он поставил себе цель каждый год пробегать круг хотя бы на минуту быстрее. Это достижение внушало ему иллюзию победы над смертью.

Бег давался Дэниелу легче, чем что-либо еще, а потому побег частенько казался ему самым логичным решением.

Он не спал ночь, но заставил себя держать темп, концентрируя внимание на разных мышцах. Напряг торс и почувствовал, как тот скручивается то в одну, то в другую сторону. Когда дорога пошла в гору, Дэниел сосредоточился на бедрах и приложил усилия, чтобы не сбавить скорость. Он жил в этом районе Ист-Энда уже почти восемь лет и знал наизусть каждый сантиметр парка, на который выходило окно его спальни. Он знал каждый древесный корень из тех, что корежили тропинки, словно пальцы готовых восстать мертвецов. Знал, где прохладно летом, где скользко зимой и где в дождливую пору застаивается вода.

В голову снова лезли мысли. Отбиваясь от них, Дэниел понял, что они сделали свое дело — темп он потерял.

Когда он повернул к дому, то думал уже только о письме. Трудно было поверить, что она действительно умерла.

Умерла. Дэниел споткнулся о камень и качнулся вперед. Не найдя, за что ухватиться, он рухнул во весь рост, до крови ободрав колено, предплечье и основание ладони.

— Черт, — громко выругался он, поднимаясь.

Старик с лабрадором, страдающим от ожирения, поприветствовал его, приподняв кепку:

— Сынок, с тобой все в порядке? Ты так сильно ушибся. В это время тут всегда темновато.

Дэниел не сразу справился с дыханием, чтобы ответить, но выдавил улыбку и помахал старику, дескать, ничего страшного. Он попытался продолжить пробежку, но по ладони текла кровь. Нехотя он заковылял вдоль Олд-Форд-роуд и вверх по ступенькам из желтоватого камня к себе в квартиру.

Там он принял душ и замотал руку бинтом, потом надел розовую рубашку с белым воротником и манжетами. Когда он застегивал запонки, в ране запульсировала кровь. Дэниел глубоко вздохнул. С тех пор как он познакомился со своим подзащитным и получил письмо, время словно ополчилось против него. Глядя на себя в зеркало, он расправил плечи, надеясь, что это поможет выбросить из головы ненужные мысли. Не следует сегодня думать о письме. Он чувствовал себя так же, как когда-то в детстве: растерянным, рассеянным, не имеющим понятия, как все это началось или почему разваливается на части.

С Шарлоттой Дэниел договорился встретиться в доме Кроллов и вместе пойти в участок. Ему показалось странным, что она проспала арест собственного сына, и потому возможность поговорить с ней была очень кстати.

Августовское солнце ярко освещало Ричмонд-кресент: над белыми карнизами блестели окна с подъемными рамами. Дэниел шагнул на крыльцо и ослабил галстук. Звонок дома номер десять был в фарфоровом, украшенном цветочным орнаментом корпусе. Дэниел нажал один раз и прокашлялся, оглядываясь через плечо на припаркованный у обочины старинный «бентли». Только он собрался позвонить снова, как дверь отворилась, за ней оказалась женщина средних лет в рабочем халате и с метелкой для пыли.

— Входите, пожалуйста, — произнесла она с акцентом, похожим на польский, и, опустив голову, удалилась в гостиную, тыча метелкой в сторону лестницы. — Миссис Кролл на кухне.

Оставшись один в коридоре, Дэниел отметил взглядом свежесрезанные ирисы, китайские вазы и шелкографию, антикварную мебель темного дерева. Не зная, куда точно идти, он сунул руку в карман и пошел на запах тостов вниз по обитым толстым кремовым ковром ступенькам, боясь наследить.

Шарлотта в солнечных очках, сутуля плечи, сидела с кофе над газетой. Кухню, даром что та занимала цокольный этаж, заливало солнце, отражаясь от сплошь белых поверхностей.