Виолончелист

Он был великолепным “слухачом”* — вот и сейчас без труда, с первого раза, наиграл для Колдуна известную на весь мир мелодию Людвига ван Бетховена. Разумеется, это исполнение было далеко не только от выдающегося, но даже просто от “хорошего”. Всё-таки, гениальный немецкий композитор писал свою сонату не для виолончели. Эх, если бы Макс играл не один, а с пианистом-аккомпаниатором, получилось бы гораздо лучше и красивее…

Впрочем, на непритязательный вкус Колдуна всё звучало именно так, как надо: он сентиментально блестел глазами, очевидно, вспоминая свою первую детскую любовь, и довольно кивал — да, да, это та самая мелодия!

— Как сейчас помню, — сообщил он Максу, романтично улыбаясь, — она к экзаменам в музыкалке своей готовилась. Целыми днями играла у себя в комнате с открытыми окнами. А я торчал внизу, во дворе, и слушал… Кругом сирень цвела, запах — сдуреть можно было, голова шла кругом!

— А она знала, что ты к ней неровно дышишь?

— Догадывалась, конечно. Но делала вид, что ничего не замечает — как все девчонки. Высунется, бывало, в окно, типа во двор посмотреть — чего это там делается, а сама — вж-ж-жих — по мне глазами!.. Эх, классное время было. Счастливое… Давай, что ли, за искусство выпьем, за “Лунную сонату”? Кто её сочинил-то, Чайковский?

— Бетховен…

— Ну, значит — за Бетховена!

___________________________

*Слухач (разг.) — человек, способный воспроизвести мелодию по слуху, а не по нотам.

Потом они пили за дружбу и за настоящих мужиков, тоже по инициативе Колдуна. Затем — за прекрасных дам, несмотря на то, что “все бабы — стервы”.

— А ты эту свою… пианистку из детства… до сих пор любишь? — спросил Макс уже начинающим немного заплетаться языком.

— Нет, конечно, — поразился Колдун такому нелепому вопросу. Он, в отличие от Макса, казался совершенно трезвым. — Когда это было-то! У меня жена Надюшка: умница, красавица… двое пацанов… и любовница Верка.

— На фига любовница, если жена — умница и красавица? — озадачился Макс.

— Ну… — озадачился, в свою очередь, и Колдун. — Для статуса. Верка… она, знаешь, какая у меня! Модель — ноги от ушей.

— Модель… — скривился Макс. — Вот и у меня тоже… модель.

— Ты женат?

— Ещё чего. Это она собирается замуж… за моего лучшего друга.

— Ну и сука, — припечатал Колдун, явно сочувствуя Максу, и когда тот собирался было запротестовать, чуть ли не силой влил ему в рот очередную рюмку водки. Макс проглотил и недовольно поморщился, но собеседник поспешно подвинул к нему плошку с груздями:

— Закусывай. А ты эту су… то есть, модель свою, которая за друга выходит… всё ещё любишь?

— Ненавижу, — с чувством произнёс Макс и икнул. — Она мне всю жизнь испоганила.

— Ясно, — понимающе засопел Колдун, и вдруг оживился. — Слушай, а может, этому её женишку яйца оторвать? Ну, или как-то иначе разукрасить, ты только скажи. Ребята мои сработают чисто и без свидетелей. И не будет никакой свадьбы…

Макса в приступе негодования аж подбросило на стуле. Он буквально задохнулся от возмущения и даже закашлялся.

— Ты что! — с трудом выговорил, наконец, он. — Не смей! Даже не заикайся об этом, слышишь?! Он классный парень… я же сказал тебе — мой лучший друг!

— Ну хорошо, хорошо, не заводись… — спокойно отозвался Колдун и тут же невозмутимо добавил:

— А может, красотке твоей личико слегка подпортить? Или ещё что-нибудь с ней сделать… чтоб больше неповадно было жопой крутить.

Кровь моментально отхлынула у Макса от лица. Побледнев, как смерть, он яростно вцепился в собеседника: ухватил его за лацканы пиджака и несколько раз бешено встряхнул, не помня себя.

— Только попробуй… только попробуй! Если с её головы хоть волосок упадёт…

Колдун искренне и добродушно рассмеялся, точно ожидал именно такой реакции, и легко отцепил руки Макса от своего пиджака.

— Ну вот, а ещё заливался мне тут соловьём, что ненавидишь… Любишь ты её, братишка. До смерти любишь!

Из Макса будто разом выпустили весь воздух. Он откинулся на спинку стула и подрагивающей рукой вытер взмокший лоб.

— Люблю, — покорно и даже как-то обречённо признал он, шмыгнув носом и уже готовый пустить сентиментальную пьяную слезу.

— Псих, натуральный псих… но ты мне нравишься, — ничуть не сердясь за эту вспышку, продолжал веселиться Колдун, глядя на Макса с искренней симпатией. Тот же до сих пор не мог окончательно поверить в то, что никакой реальной опасности Лере не грозит, и продолжал с подозрением исподлобья посматривать на своего нового знакомого.

— Расслабься, бешеный, — Колдун хлопнул его по плечу. — Я же пошутил, непонятно, что ли? Всё в порядке будет с твоей принцессой, раз ты так о ней переживаешь. А знаешь, что… лучше сыграй-ка мне ещё что-нибудь!

— Без вопросов, — Максу и самому хотелось отвлечься музыкой, и эта просьба его даже обрадовала и взбодрила. Он снова притянул к себе виолончель и привычно обнял её, как любимую женщину, знакомую до каждой чёрточки, каждой впадинки, каждого плавного изгиба стройного тела.

— Что играть-то?

— Ну… не знаю. А из “битлов” что-нибудь можешь? — спросил Колдун с любопытством. — Меня папаша на них в своё время подсадил.