Virago

- Скажите, синьора Алессандрина, а может ли венецианская дама благородного происхождения занять место дожа? - Нет, ваша светлость, ибо женский разум не годится для управления, - мона Алессандрина улыбнулась, всем своим видом дав понять, что отнюдь не убеждена в только что сказанном, а всего лишь повторяет общепринятое. - Странное дело получается, синьора. Вы, венецианцы, так гордитесь вашим государственным устройством, а меж тем ваши дамы лишены права, которое есть по крайней мере у женщин королевской крови - занять престол. Между прочим, вы напрасно так низко цените ваш разум. Пример королевы донны Исабель доказывает, что женщина на престоле может управляться не хуже иного мужчины. - Королева донна Исабель - исключение, подтверждающее правило. Женщины иногда бывают тверды, а мужчины напоминают плаксивых баб, это случается. Но это редкое явление, свойственное временам упадка. Если вспомнить Рим... - Не будем поминать Рим. Сейчас, слава Богу, времена иные. Но тем не менее, синьора, мне кажется, что вы из твердых женщин, и мысль о власти не может не искушать вас. - Я видела властьимущих так же близко, как вижу вас. По моему мнению, в их жизни нечем искушаться. - Ваша рассудительность делает вам честь. Я не премину сказать об этом вашему дядюшке. - Вы его премного тем порадуете, ваша светлость. Маркиз слегка наклонил голову. Алессандрина сообразила, что, собственно, они уже давно предоставлены друг другу в полутемном углу большой гостиной залы: донна Элизабета с другими гостьями азартно играли в кости на мелкие монетки, дон Кристобаль, должно быть, насытившись, исчез вместе со своей картой. - Вы позволите? - маркиз указал на аспидную доску, которую она так и держала на коленях. - Разумеется. Некоторое время он всматривался в карту, молча. Потом полюбопытствовал: - Вам это полезно в ваших занятиях? - Это курьезно. Я люблю все курьезное. - Нарисовано умело. - Мой дедушка был большой чудак. Он хотел внука, как и многие дедушки, и потому учил меня тому, чему учат обычно мальчиков. - Не всякого мальчика учат космографии. - Он был чудак, я говорю. Учить меня бесполезным для женщины вещам было единственным доступным ему утешением... Да то еще, что я схватывала все на лету. - И как вы полагаете, можно ли так добраться в Индии? - Не знаю. Но это любопытно. И дон Кристобаль так об этом рассказывал, что поневоле начинаешь верить. - Дон Кристобаль этим кормится. В прямом смысле слова. Признаться, если бы мои дела не находились в некотором расстройстве, я бы всячески споспешествовал ему. Но увы. - Маркиз слегка вскинул брови, развел руками. - Кстати, синьора, я так слышал, что Венеция тоже интересуется сим прожектом... - Возможно. Очень возможно. Венеция стоит не на земле, а на палубах своих галер. - Хорошо сказано. Вы, вероятно, владеете пером не хуже, чем грифелем, синьора? - Иные хвалят мой стиль, чем и вгоняют меня в краску. - Я мог бы дать вам некоторую пищу для ваших заметок, ежели вы склонны их вести. - Ваша достойная супруга будет ревновать, ваша светлость. Она не производит впечатления смиренной. - Вы верно угадали, она не смиренница. Но мои дела нимало ее не касаются. Если вам угодно увидеть Кастилию так, как она видна кастильцу, я завтра же готов сопровождать вас куда угодно и рассказывать вам все, о чем вы не попросите. - Это очень лестное предложение, ваша светлость... Блеск его глаз слепил... То есть, его блестящие черные глаза, изящно удлиненные, с темными веками, были непроницаемы для самого острого взгляда. Он говорил мягко и тихо, но - он говорил, а ей оставалось поддакивать или в лучшем случае прикрываться самыми общими словами. Он был красив, но его близость ощущалось не как близость человека, изо рта которого исходят теплые запахи еды и вина. Во время исступленной бессловесной молитвы порой нисходит на темя и плечи тяжкое дуновение с небес. Нечто подобное - тяжесть и трепет - в его присутствии, в его вопросах, в его ярких глазах. "Поблагодарить, согласиться и откланяться - сейчас" - поняла она так четко, словно бы кто-то подсказал ей это.