Вираж бытия

В общем — бизнес цвел и процветал. Но ни разу не созидательный. Этакие «святые 90-е», только доведенные до натурального абсурда. Вполне целенаправленно. С одной стороны, любой частный капитал и частная инициатива в бизнесе шла в полное противоречие с идеологией коммунизма. То есть, что крестьяне, что нэпманы, даже сапожники, живущие своим трудом в маленькой лавочке, были тем, что коммунисты стремились изжить. Уничтожить. С другой, сложившаяся ситуация была удобно много кому в партии. Они ее считали не правильной, но пользовались в полном объеме. Поэтому она процветала и даже благоухала в своей противоестественности и чудовищном уродстве. Этакий «застенчивый воришка» в государственном масштабе.

Так вот.

В таких условиях Михаилу Васильевичу было весьма непросто найти подходящего исполнителя для своей задумки. Честного дельца с каким-никаким, а оборотом, чтобы мог потянуть создание новой мастерской.

Но нашел.

И тот уже в марте вышел на рынок. С новым товаром — пакетированным чаем. Из-за довольно медленной машинки они получались заметно дороже простого чая. Что обеспечило им хоть и ограниченный, но резкий, твердый успех. У разного рода состоятельных людей. Что-то вроде признака статуса… вроде малинового галстука, который за углом дороже…

Прибыль пошла.

Побежала свежим, бодрым ручейком.

В апреле Михаил Васильевич получил свою долю в 2 тысячи 341 рубль. Довольно небольшую. И после налогообложения. Полного, честного и правильного. Чтобы комар носа не подточил.

Почти все эти средства он сразу же спустил на благотворительность. Просто закупил для ближайших школ все необходимое. Ну там парты, учебные пособия, бумагу, чернила, мел и так далее. О чем стал составлять подробнейшую бухгалтерию.

На всякий случай.

Ему самому же на жизнь вполне хватало наркомовской зарплаты. В 1926 году для партийных служащих была установлена максимум в 175 рублей. Вот его он и получал. Для сравнения муж Эллочки Людоедки в романе «12 стульев» получал 200 рублей, что было для нее оскорблением. А события там разворачивались как раз в 1926–1927 годах. Что довольно занятно. Ибо нарком получал в те дни меньше.

— Женщины… — лишь констатировал Фрунзе, когда вспомнил этот момент. Сделав себе отметку — пообщаться с этими авторами. Просто потому что в детстве обожал оба их популярных романа.

175 рублей ему каждый месяц выплачивали в кассе. Но жилье было выделено из казны, а не съемное. Медицинское обслуживание бесплатное, ибо член партии. Питался он преимущественно в наркомате. Опять же — бесплатно. За счет наркомата. Одевался — тоже. Какие-то необходимые безделушки в быту, вроде печатной машинки, также приобретал на ведомственные деньги. Из-за чего каждый месяц он тратил едва ли 15–20 рублей. Еще 80 отдавал маме на содержание детей. Остальные же откладывал.

Старая советская еще привычка. Откладывать. Он ее в себе так и не изжил. Что там, в XXI веке, что тут.

По ресторанам он не ходил. По казино тоже. С местными шлюхами связываться боялся из опасений заразиться чем-нибудь. Романы не заводил из-за крайне опасной политической ситуации. В общем… жил в тихом, спокойном и аскетичном осадном положении. Так что полученные деньги от чайных пакетиков он с чистым сердцем потратил на благотворительность. Причем сделал это публично. Чтобы ни у кого никаких вопросов не возникло.

Вон — даже в газетах написали.

Что стало очень мощной рекламой для чайных пакетиков и его самого, как личности. Не все, правда, деньги пожертвовал. Две сотни он передал маме. На всякий случай. Жизнь она ведь сложная и непредсказуемая…

Когда же дело это пошло и стало ясно — выгорит, он стал «расширяться». Не только для того, чтобы окружить себя привычными предметами, но и для создания репутации изобретателя. А то ведь, судя по всему, чем дальше, тем больше ему придется общаться с инженерами и конструкторами. И подобные бонус был бы очень кстати. Ведь одно дело, когда с тобой говорит нарком, способный растереть тебя в порошок. И ты вынужден заглядывать ему в рот. И совсем другое, когда он не просто влиятельный заказчик, но и… свой человек, что ли.

После чайных пакетиков он занялся шариковой ручкой. Принцип ее работы был запатентован еще в 1888 году, а первый образец — 1904. Однако современная, хорошо знакомая ее версия появилась только в 1931. А что там сложного? Тем более, что Ласло Биро, придумавший ее, обходился без полимеров и прочих современных технологий.

К чернилам требовался загуститель.

К стержню пишущая головка с маленьким шариком.

Ну и корпус.

Описал подробно. Запатентовал. Нашел по отработанной схеме исполнителя. И пошел дальше.

Застежку фастекс для ремней и корд лок для шнурков и завязок он поручил третьей мастерской. Придумав, разумеется, для них звучные, удобные названия.

Четвертым проектом стала мастерская, производящая простенькие спиртовые фломастеры с войлочной основой. Пригодные для повторной заправки. Пятой же — кубик Рубика 3х3, с которым пришлось повозиться, подбирая материалы…