— Плохо получится, — согласился Микулин. — Да только все равно лучше на АМО налаживать все. Отдельный цех поставить литейный. Электростанцию для него. И плавить чугун электричеством. Тем более, что я слышал, будто бы шведы нам заказанное оборудование для электропечей уже поставили.
— Индукционные[1], - поправил его нарком. — Все верно — поставили. Но оно пока в Ленинградском порту и когда его довезут в Москву — не ясно. Кроме того, цех этот нужно еще поставить. А рядом электростанцию для его нужд.
— Их уже строят.
— Вы убеждены в том, что лучше запускать литье сразу на АМО?
— Да. Большевик перегружен. Переносить производство долго…
Фрунзе подозрительно на него уставился.
Но собеседник как ни в чем ни бывало продолжал упорно гнуть свою линию, приводя один аргумент за другим. Что заставило Михаила Васильевича задуматься о том, зачем он это делает.
Какой-то свой интерес?
Вряд ли. Подрядчиков нарком контролировал лично и там Микулин даже рядом не проходил.
Конфликт?
Может быть. Ведь если запуск литья делать там, в Ленинграде, ему придется там чаще бывать. Да чего уж? Жить там. Надо это все прозондировать.
И тут, где-то на краю сознания у Фрунзе всплыл эпизод о том, что в 1930 году Фирсова, классного инженера, арестовали и осудили сразу же, как он перевелся на какой-то ленинградский завод. До того же он 8 лет работал на Советскую власть, не вызывая у нее никаких нареканий. Причем работал довольно успешно и продуктивно.
«Ленинград», — мысленно произнес нарком, вспоминая, что именно там сейчас укрепился Зиновьев — один из ключевых наследников Свердлова. Во всяком случае Коминтерн он держал в своих руках достаточно крепко. — «Опять Коминтерн… опять… снова…»
— Если вы так считаете, то ладно. Неволить не будут.
Микулин благодарно кивнул.
— Кстати, а как там продвигаются дела по сварке? — обратился Фрунзе к Заславскому. — Я ведь, кажется, направлял к вам сводную командую сварщиков с различных ремонтных мастерских.
— Я их привлек для создания курсов.
— И только? Я ведь просил проверить — получится ли нормально сварить корпус. Вы это сделали?
— Михаил Васильевич, я полагал, что нужно подготовить сначала…
— Я дал вам не требующий трактовок приказ и людей для его выполнения. Вы выполнили его?
— Нет, — как-то поник Заславский.
— Почему?
— Когда мы начали работать, то произошла неприятность. Конфликт с клепальщиками. И я решил не обострять.
— Ясно, — поиграл желваками Фрунзе. — Жду записки с подробным описанием ситуации и указанием участников. Поименно.
Ситуация была банальной и обычной.
На пути сварки, которая в общем-то вполне успешно применялась с конца XIX века стояло две серьезные преграды: лобби клепальщиков и предубеждения. И не просто стояли, а держались натурально «нерушимой стеной».
В Русско-Японскую корабли в Порт-Артуре быстро и хорошо ремонтировались сваркой. Ей восстанавливали листы обшивки, переборки, надстройки. И в дальнейшем с ними не имелось проблем. Однако сварку не спешили внедрять взамен клепанным соединениям. Для чего выдумывались один миф другого красочнее. Например, из-за так прославляемого «дышащего» клепанного соединения в свое время утонул броненосец «Гангут». У него оно так «дышало», что помпы не справились.
В производстве танков и бронеавтомобилей ситуация была аналогичной. Лишь где-то в середине 1930-х пошел перелом, когда нарастающая гонка вооружений вынудило уступить объективной необходимости. Слишком уж очевидным и значителен был выигрыш.
Вот и тут.
Клепальщики вмешались.
Могли, кстати, и покалечить. Что, как знал, Фрунзе, бывало нередко. Ведь сварщики отнимали их хлеб…
— А после записки — выполните мой приказ. Если кто будет мешать — передайте — что я им лицо сломаю. Поняли?
— Понял.
— И чтобы лучше понималось я откладываю испытания ходового макета. Корпус его должен быть сварным. Как будет готово, так и проверим. Ясно?
— Предельно ясно, — быстро закивал Заславский…
И так уже который раз. Встречи. Обсуждения. Медленное продвижение вперед. С кучей шагов и шажочков назад. Которые требовалось контролировать и упреждать, компенсировать…
Сам бы Фрунзе там, в XXI веке мог бы подумать, что танк — это много сложных расчетов и проектирования. И был бы прав. Для своей эпохи. Но здесь это было совсем не так. Да и кому считать? Трем «калекам»?
Делались прикидки «на выпуклый глаз».
Просчитывались какие-то основные моменты.
А потом сразу «лепили» опытный образец.
И ставили на нем опыты.
И вносили правки в конструкцию по итогам испытаний.
И делали новый образец.
И так далее. Пока не достигался нормальный результат.
Ну и, само собой, ядром всего, стержнем являлось преодоление какого-то безумного количества противоречий организационного и хозяйственного характера. Самых разных…
Строго говоря конструкцию, которую задумал Фрунзе, не представляла из себя ничего серьезного и особо сложного. И, по сути, ее можно было «слепить» в гараже. Даже здесь, в 1926 году.