Вираж бытия

У оригинального Фрунзе были таким вот экстерном закрыт гимназический курс. И имелся один год обучения в Политехническом ВУЗе. Образование нормальное по тем годам, но не блестящее. Да и, чтобы продемонстрировать ЦК, подстегнув его в принятии пакета предложений, Михаил Васильевич должен был предпринять некоторые шаги. Публичные. В том числе и потому, что его пакет вышел за пределы совещания ЦК и широко обсуждался общественностью…

— Время. — степенно произнес председатель комиссии, глядя на песочные часы. — Михаил Васильевич, вы готовы?

— Последний бой, он трудный самый, — смешливо фыркнул Фрунзе вставая и выходя к комиссии. Начинался последний экзамен. — Да, я готов.

Наблюдатели оживились.

Все предыдущие он сдал на отлично. Оставался последний выстрел. И наблюдатели делали ставку на исход — будет ли осечка или нет. Они и не догадывались, что для человека с двумя высшими образованиями и ученой степенью, полученными там, в прошлой жизни, программа выглядела смешной. Тем более, что ее, по сравнению с дореволюционной, упростили из-за низкого уровня поступающих абитуриентов. По сути — малограмотных. Впрочем, чтобы не попасть впросак, нарком все одно — готовился. Честно и ответственно. Мало ли? Тем более, что, кроме общеобразовательных предметов, имелись и специализированные — военные. И их нужно было освоить. Вдумчиво. Чтобы не опростоволоситься.

Вышел.

Доложился по вопросам экзаменационного билета.

Ответил на дополнительные вопросы.

Все чин по чину.

— Михаил Васильевич, могу вас поздравить. Экзамены вы сдали, и мы имеем все основания засчитать вам полный курс. — весьма удовлетворенно произнес Лашук Петр Михайлович — начальник военного училища.

Ну а что? Чего бы ему не радоваться?

Записать в выпускники целого наркома для молодого учебного заведения было ценно и важно. Включив его в список третьего выпуска трехгодичных курсов.

— И что дальше, Михаил Васильевич? — спросил присутствовавший здесь в качестве наблюдателя от Политбюро Троцкий. — В Военную академию?

— Именно так Лев Давидович.

— Тоже экстерном?

— Не уверен, но попробую. А потом политех хочу закончить, в который поступал когда-то.

— Стоит ли? Вы ведь серьезно отвлекаетесь от работы. Не жалеете себя. Да и в ваших знаниях ни у кого сомнений нет. Особенно теперь — после этих изобретений и вашего личного участия в научно-конструкторской деятельности.

— Стоит Лев Давидович, стоит.

— Отчего же? Каждый час вашей работы очень важен для страны.

— Я зайду издалека. Какие-то сто лет назад от командующих дивизией или там корпусом что требовали? По сути ничего кроме только личной храбрости. Вся дивизия — вот она. Как на ладони. Плотной толпой стоит. И воюет она на узком фронте. В полный рост. Наступая в колоннах, словно на марше. Легко взглядом окинуть. А рядом другие. И там особенно не вывернешься. Из-за чего вся война превращалась в кошки-мышки в попытке собрать в кулак своих солдат больше, чем есть у противника. То есть, ходунки. Ибо на поле боя тактической грамотности от командиров особой не требовалось. Просто удачливость, чувство момента и храбрость. Иной раз до отчаяния.

— Допустим. Но при чем здесь это?

— При том, что уже в середине XIX века произошел перелом. Новое оружие изменило узор войны. Войска стали все шире растягиваться по площадям. И от командующего той же дивизией или корпусом стали ожидать совсем иного, нежели просто личной храбрости. А именно высоких организаторских навыков и обширных знаний в самых разных областях. Он более не был вождем дружины, он стал администратором войны. Однако царские генералы не сумели отреагировать своевременно. Оружие уже получило нарезы, а их мозги — нет.

— Едко, — фыркнул Брусилов, который входил в число наблюдателей комиссии. О том, что Фрунзе недолюбливал Драгомирова и все его возню с наполеоновскими войнами он прекрасно знал. Но помалкивал на эту тему. Тут же не сдержался.

— Алексей Алексеевич, а как еще это назвать?

— И как это связано с тем, что вы занимаетесь вот этим всем? — не давая Брусилову ответить, спросил Троцкий.

— К Империалистической войне Россия подошла с самым слабым и негодным комсоставом. И вытягивала в основном на личных качествах бойцов. На их природной стойкости. Но обстоятельства изменились. Мы победили в Гражданской и теперь готовимся к утверждению Всемирного Советского Союза. Для чего должны учиться. Все. А как еще, если не личным примером можно направить подчиненных? Учиться, учиться и еще раз учиться. Это завещал нам товарищ Ленин и моя мама.

— Мама? — хохотнул Слащев.

— Мама мне посоветовала что-то дурное? — вопросительно выгнув бровь, осведомился Фрунзе.

— Нет-нет. — примирительно замахал он руками. — Просто прозвучало смешно. Ее совет очень здрав. Моя мне тоже самое советовала.

Лев Давидович пожевал губы.

О чем-то подумал.

И кивнул, произнес:

— Да, пожалуй, это здравый аргумент.