Вираж

Потому что комп накрылся медным тазиком. Не друг и не враг, а так – Митяня спалил блок питания ее ноутбука, пока Даша путешествовала по отпускам. По ее возвращении не друг и не враг развел руками: прости старуха. Замену он не нашел. Даша, впрочем, подозревала, что не больно-то искал. Митяй для порядка погрозился еще поискать. Но погрозился необязательно. Он прекрасно знал, что она с ножом к горлу не полезет, и занудствовать не станет.

Два дня Даша металась по магазинчикам, которые напоминали лавки компьютерных древностей, и мастерским, которые являли собой свалку всяческого проводного и беспроводного хлама. На третий отчаялась, плюнула и решила съездить в соседний городок. Всего-то пятьдесят километров, а – цивилизация, в отличие от ее деревни.

Место, где с недавних пор обитала Дарья Сергеевна Горчевская – от роду всего– ничего, разведенная, решительная, чуть выше среднего, высшее, курит, пьет в меру, фигура женская – носило пышное известное каждому жителю страны название, ассоциирующееся с пальмами, морем, белым пароходом и черным «Мерседесом», или наоборот, черным пароходом и белым «Мерседесом». Что не мешало пребывать месту в состоянии почти первобытной дикости, как в смысле последних достижений цивилизации, так и в плане менталитета.

Электричество в поселке, притулившемся на окраине большого курорта, гасло с регулярностью напророченной еще профессором Преображенским. Зато перед внезапным выключением оно ярко вспыхивало, радуясь последним мгновениям жизни. Перегорало все! Народ непрерывно возил в центральный округ микроволновки, кондиционеры, музыкальные центры и т.д. Окомпьютеренный люд страдал молча. Вози, не вози, толку не будет. Не родила еще причерноморская земля достойную мастерскую по ремонту оргтехники.

Зато практически рядом, в пятидесяти километрах к северу процветал городишко в шесть раз меньший, но оседлавший нефтяную трубу. Труба отравила море и отогнала курортников, зато дала городу возможность динамично развиваться, а не спать от одного курортного сезона до другого.

Дашу передернуло. Два года она пыталась привыкнуть, притерпеться как-то. Бесполезно! Не раз и не два приходила мысль, свалить обратно в родной город и жить себе нормально, как жила раньше. Это когда есть друзья, когда соседи не делают пакостей просто из любви к искусству, когда зимним вечером есть куда выбраться, вместо того чтобы сидеть взаперти, поскольку идти просто некуда, и вообще – там люди, а здесь одни похмельные аборигены.

Обстоятельства, занесшие нормальную деятельную, вполне себе образованную женщину в эту тмутаракань возникли в связи со смертью двоюродной бабушки.

Почила старушка по естественным причинам. Под девяносто обычно так и случается. Единственной, с кем она имела настроение общаться в последние годы, была Дарья. Сносились они по телефону, но часто и обстоятельно.

Серафима Дмитриевна предпочитала, чтобы внучатая племянница звонила не реже двух раз в неделю. Даша сотворила себе соединение через Интернет. Иначе вылетела бы с этими разговорами в финансовую трубу. А бабку ей было просто жаль. Сыновья – одному пятьдесят пять, другому пятьдесят три – давненько уже перебрались в Штаты. В ротшильды не вышли, но и под мостом не ночевали. Какой-никакой достаток позволял «мальчикам» свысока поплевывать на тех, кто остался дома. Серафима Дмитриевна неоднократно предлагала детишкам погостить на берегу моря, на что получала категорический ответ в том смысле, что Америка, практически, остров, со всех сторон омываемый водой. Типа: своих пляжей хватает. Подолгу разговаривать с маразматической старушкой «мальчики» себе позволить не могли. Даже на категорическое требование прибыть и ознакомиться с завещанием, отговорились занятостью, трудностями с оформлением визы, проблемами с детьми и внуками…

И Серафима Дмитриевна обозлилась. Некоторое время она перебирала оставшимися по сю сторону океана родственниками. Выяснилось, однако, что любовь близких имела обыкновение заканчиваться с последним днем отпуска.

Загорелые племянники и племянницы, а так же их жены и мужья, сестры и братья жен и мужей, приятели тех и других сваливались на побережье в середине июня и испарялись в середине сентября. Все это время они напропалую пользовались гостеприимством старушки. С отъездом же последних пляжных пилигримов наступал тот самый мертвый сезон. Никто из родни к себе гостеприимную бабушку не звал. На прозрачные намеки в том смысле, что ей бы в большой город, да показаться хорошим врачам, да в театр бы… родня глохла на корню. Ну, случилось так, семейка такая попалась. Не повезло бабке.

Серафима Дмитриевна обозлилась вторично и в одно не самое прекрасное для родни лето отказала халявным визитерам от дома. Престарелый Дашин дядя Толик поехал таки, полагая, на месте разрулить недоразумение, но обнаружил под бабкиным кровом кучу посторонних, которые, между прочим, расплачивались с хозяйкой живой монетой.

– Есть комната в мансарде, – проскрипела Серафима, «не узнавая» племянника. – Умывальник на улице, сортир тоже. Триста пятьдесят рублей сутки.