— А может, вы уже успели с ней перепихнуться? — продолжала она, издеваясь. — Ну и как, понравилось? Значит, теперь меня можно выбросить на помойку? Ты так думаешь?
— Подожди, не кипятись. — Я уже почти жалел, что начал этот разговор.
— Ты сказал «не кипятись»? Ты бросаешь меня — и «не кипятись»? Ты упрекаешь меня в предательстве? А сам-то каков? Ты же видел, как мне было вчера плохо, но ведь не пришел ко мне, не успокоил меня! Нет, ты предпочел весело провести время с этой…
— Анжелика! Не смей так говорить! Ты все неправильно понимаешь!
— Ах, неправильно понимаю? Это ты многое неправильно понимаешь! Интересно, что ты скажешь, когда узнаешь все! Ну да! Все было именно так, как растрепал твой Витенька, которому, видно, делать нечего, если у него хватает времени на слежку! Его можно поздравить, из него выйдет прекрасный стукач! Да, я встречаюсь с этим человеком уже месяц. Он красивый и богатый, и любит меня! И у меня будет красивая жизнь! Он сделал мне предложение! Ну, что? Ах, этого ты не знал? Что же Витенька так плохо следил, а? Можешь ему передать, что лучше бы сидел он со своими книжками в библиотеке, на большее все равно не способен! Я не хотела тебе ничего этого говорить, но теперь все изменилось! Ты больше мне не нужен!
— Что-о? — воскликнул я.
— То, что слышал! Тот, с кем я встречаюсь, настоящий мужчина, он любит меня, дарит мне дорогие подарки. Вот, видишь? — она вытянула руку, показывая кольцо на среднем пальце.
Даже на мой неопытный взгляд — я совершенно не разбираюсь во всяких там женских побрякушках — было понятно, что колечко не из последних: оно явно оттягивало Анжелике пальчик: неслабо, должно быть, весило, да и брюлик был нехилый.
— А что можешь дать мне ты? — с пафосом продолжала Анжелика. — Самое большее, на что тебя хватает, — это дарить такие вот игрушки, — она отбросила ногой плюшевую собачку, — да орать песни у меня на балконе. Хоть бы раз сводил в приличный ресторан! Ну что я с тобой видела? Третьесортные кафе, не больше! Ну, еще ты в кино меня водил. Думаешь, это большое удовольствие: сидеть среди кучи народа в темном заплеванном зале в последнем ряду, смотреть какой-нибудь паршивый боевик? Можешь, конечно, называть последний ряд «местами для поцелуев», но на самом-то деле это просто самые дешевые билеты. А у Сергея есть настоящий домашний кинотеатр! И элитарные фильмы! И квартира у него такая, какая тебе и не снилась, понял?
— Значит, ты была у него дома? — медленно сказал я. — Ну и как тебе с ним?
— Уж лучше, чем с тобой! Ты ему и как любовник в подметки не годишься, вот так! Иди, утешайся со своей Катей, она ведь так хорошо умеет утешать, да? Вот и катись теперь к этой ненормальной! Убирайся! — Анжелика распахнула дверь комнаты.
Я вышел. А на пороге остановился и спокойно — после моей вспышки эмоций просто не оставалось — сказал:
— Зря ты все-таки со мной так поступила. Я действительно любил тебя.
— Уходи, слышишь? — закричала Анжелика, швырнув мне в лицо игрушечную собачку.
Я машинально поймал ее на лету и вышел. Дверь захлопнулась. Так же машинально, держа в руках мой бывший подарок Анжелике, прошел по коридору и, выйдя из квартиры, аккуратно закрыл за собой дверь. Как видите, я ушел, не хлопнув демонстративно дверью, как обычно делают в таких ситуациях. Потом постоял немного и сел на ступеньку лестницы. Посмотрел на веселого плюшевого барбоса.
— Вот и выгнали нас с тобой, — сказал я собачке, скорее констатируя факт, чем огорчаясь. За то недолгое время, которое я провел у Анжелики, я успел переболеть все: и мою к ней любовь, и наш с ней разрыв. Я уже понял, что вряд ли буду переживать по поводу того, что случилось: предательство Анжелики даже не удивило меня как следует.
Я не торопясь встал, подумав немного, положил собачку возле двери в ее квартиру. Ведь эта развеселая глазастая плюшевая псина с развесистыми ушами ни в чем не была виновата. Выбрасывать ее было жалко, а дома она мне была ни к чему. Передарить ее было некому, да и не люблю я передаривать. Так может быть, Анжелика все-таки примет ее назад? Я как-то отстраненно вспомнил, как обрадовалась моя тогда еще любимая девушка, когда я принес ей этого смешного лопоухого и пучеглазого пса, как она держала его в руках и как мы, смеясь, наперебой предлагали варианты клички. Впрочем, ничего не придумали: так он и остался просто Барбосом. А вот теперь и мной, как собачкой, она поиграла и бросила. Пусть хоть эта плюшевая собаченция к ней вернется, у меня-то нет никакого желания возвращаться.
— Оставайся лучше здесь, дружок, — сказал я псу на прощанье и вышел во двор.