Весной 1935 года работа над романом в очередной раз прервана: сильные головные боли, а также поездка с Леонардом в Голландию, Германию и Италию. По возвращении, превозмогая головную боль и короткий, но бурный семейный конфликт, вызванный уходом Нелли Боксолл и приходом на ее место Мейбел Хаскинс, летом в Родмелле она вновь садится за рукопись и – в который уж раз – ее перепечатывает. Печатает по 100 страниц в неделю – и надрывается:
И опять отвлекается: осенью едет с Леонардом в Брайтон на съезд Лейбористской партии, обдумывает «Три гинеи». В конце года, однако, к роману возвращается и ставит перед собой едва ли достижимую цель: начисто перепечатать рукопись и отдать ее в набор не позже февраля 1936 года. А Леонард, рассудила она, пусть, против обыкновения, читает книгу не в рукописи, а в гранках. И снова срывается:
Немного приходит в себя и садится за письменный стол – но не с «Годами», а с жизнеописанием Роджера Фрая; читает его дневники, письма – завершение злополучного романа в очередной раз откладывается. Вскоре, впрочем, одумывается и делит рабочий день пополам, как это было с «Миссис Дэллоуэй» и «Обыкновенным читателем»; утром – «Годы», после ленча – биография Фрая. И 10 марта 1936 года невероятным усилием воли заканчивает редактуру первых 130 страниц романа, после чего отправляет их в типографию.
Получает гранки, читает их – и буквально каждый день ее мнение о романе меняется: то ей кажется, что книга получилась, то – что никуда не годится. Столь лихорадочно и непредсказуемо менялось ее отношение к написанному лишь однажды и много лет назад, когда она дописывала свой первый роман «По морю прочь». Одна из главных героинь «Годов», жизнелюбивая старая дева Элинор, никак ей не дается, эпизоды романа с ее участием приходится перепечатывать десятки раз.
Последняя часть книги попадает, наконец, в типографию – но не в феврале 1936 года, как Вирджиния расчитывала, а в апреле. Теперь ей предстояло заново прочесть 600 страниц набранного текста и, главное, дать их читать Леонарду. Леонард просмотрел первые две части и от прочитанного – так Вирджинии, во всяком случае, показалось – остался не в восторге, отчего ее сомнения в достигнутом результате лишь усилились. К нестерпимым головным болям добавился страх, что семейная сага не вызовет у читателя ничего, кроме издевательского смеха, – с первым романом «По морю прочь» было то же самое.
Страх и галлюцинации: 24 марта, идя по Стрэнду, Вирджиния ловит себя на том, что говорит, и говорит громко, сама с собой, – хорошо знакомый симптом приближающегося психического срыва. Врачи велят срочно переехать в Родмелл и ни под каким видом не садиться за письменный стол. Вирджиния скрепя сердце подчиняется, гранки откладывает до лучших времен, дневник два месяца не ведет, исключение делает разве что для писем, да и то лишь самым близким.