Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

В Виту и правда трудно было не влюбиться: испанских кровей, потомственная аристократка (в xvi веке ее предку был пожалован титул графа Дорсетского), огромные, в пол-лица, карие глаза, горделивая посадка головы… Вита была не только хороша собой, но величественна, даже меланхолична – и при этом отличалась бурным темпераментом. Не слишком умная, но наблюдательная, ироничная, она сочиняла стихи и романы и удостоилась (в отличие, между прочим, от Вирджинии Вулф) престижной Хоторнденской премии[98]. В отличие от своей именитой подруги, Вита не стремилась свою литературную продукцию по многу раз переписывать, ее дневная норма составляла обычно не меньше пятнадцати страниц – «написано, и с плеч долой». К Вирджинии она не только испытывает, причем с первой же встречи, сильное чувство, но и высоко ценит ее книги, признаёт ее интеллектуальное и профессиональное превосходство.

А вот на Вирджинию Вита на первых порах не произвела сильного впечатления:

«Мне она, на мой взыскательный вкус, сначала не показалась: вычурная, напыщенная, разодетая. Гибкая легкость аристократки – но не ум художника. Пишет по пятнадцать страниц в день, только что закончила очередную книгу, печатается у Хайнеманна, всех знает. А я ее узнбю?»

Узнала, однако, довольно быстро; сразу поняла, что Вита – лесбиянка, и в ее обществе, тем более в обществе ее подруг, «сапфисток», как они себя называли, вначале робела, испытывала даже какой-то страх, ощущала словно бы некую исходящую от Виты угрозу. В очередной раз задумалась над тем, что такое дружба женщины с женщиной, чем эта дружба отличается от дружбы с мужчиной, что это ей, Вирджинии, сулит и чем чревато. Задавалась вопросом, почему подобные отношения принято скрывать, держать в тайне:

«Умение дружить с женщинами, наверное, доставляет большое удовольствие – эти тайные, скрытые ото всех отношения сравнимы ли с отношениями с мужчинами?»[99]

А потому первое время старалась держаться с Витой прохладно, соблюдать дистанцию; как небезызвестной героине русской литературы, ей «было это приятно, но почему-то ей тесно и тяжело становилось…» Вот и Вирджинии в присутствии Виты становилось «тесно и тяжело».

Начались любовные игры. Если Вирджиния старается держаться обособленно, то Вита, женщина влюбчивая и чувственная, к тому же распущенная, не скрывает эмоций – и не только от предмета своей страсти, но и от общих знакомых; о том, что Вирджинию это может компрометировать, она вряд ли задумывается.

«Сегодня видела Вирджинию, – пишет она Клайву Беллу в начале 1923 года, вскоре после их первой встречи. – Несказанно прелестна и хрупка… слабый голос и восковые руки. Говорит про себя, что дура дурой, – и тут же отпускает умопомрачительные замечания… Моя привязанность растет. Вирджиния ослепительна, она к себе приручает. И поверженная Вирджиния привлекательна вдвойне. Дорогой Клайв, ради твоей свояченицы я готова на всё».

И, как это вообще свойственно влюбленным, Вита не только сама любит страстно, нетерпеливо, исступленно, но и обвиняет предмет любви в равнодушии, отсутствии взаимности.

«О да, – словно бы с упреком пишет Вита Вирджинии, – Вы любите людей не сердцем, а рассудком».

Она, однако, ошибалась: Вирджиния, особенно когда Вита надолго уезжала (как это было, когда та отправилась к мужу в Персию), без нее скучала, ревновала, ждала ее писем. И в то же время спрашивала себя, в самом ли деле она Виту любит:

«Мои отношения с ней меня забавляют. Мне нравится, когда она со мной, мне нравится ее красота. Люблю ли я ее? Но что такое любовь? Ее влюбленность волнует меня, и льстит, и возбуждает интерес. Это и есть любовь? Да, и потом она потворствует моему вечному любопытству: “Кого она видела? Что делала?” Что же до ее поэзии, то о ней я мнения невысокого».