Читаем Виргостан полностью

– Поразительно! – качает головой Герральдий.

Зайца обгоняет птица Очевидия стремящаяся к нездешниевым шарикам.

– Потрясающе! – продолжает восторгаться Герральдий, покачивая головой.

Усы-качели лодочками взлетают влево-вверх и вправо-вниз, вправо-вверх и влево-вниз.

. . .

Сегодня день симметрии, и Верика пишет обеими руками. Упругая кисть в пальцах левой руки кажется неподвижной, а в правой руке становится неуловимой, как мелькание крыльев стрекозы.

С картины развеваются величественные знамена далеко за пределы полотна. Герральдий восхищен:

– Не терпится взглянуть, как продвигается твоя «река Воя»?

– Она стоит на месте, прямо перед тобой! – возглашает с помоста, не меняя позы, натурщица с хохолком.

Однако Герральдий видит прямо перед собой не задрапированную птицу Очевидию, а неотвлекающуюся от процесса Верику с палитрой.

– Есть что-нибудь новенькое готовенькое?

– «Юдоль людская», – указывает кивком головы художница в сторону веранды, – почти готова. Точнее, она давно готова, но не было повода обратить твое внимание.

– Любопытно, любопытно. Напоминает стог сена. Это инсталляция?

– Это обьемно-пространственное изображение космического шара в неизмеримо многократном уменьшении. Сними покрывало.

Герральдий сдергивает чехол и обливается голубым сиянием.

– Блестяще, блестяще, блестяще! – Герральдий описывает круги возле крупного светящегося шара, парящего над травертиновым полом.

– Сегодня он мирного цвета. Попробуй окунуть руку, не бойся обжечься. А теперь загляни внутрь, – Верика продолжает мелькать кистями, прорабатывая удаленный фон.

– Как-же это тебе у-у-у… – Герральдий погружается в обьемно-пространственное изображение вслед за утонувшей в мягкой синеве рукой.

– …у-у-у-дается?! – выныривает ошарашенный Герральдий, отступая от «Людской юдоли».

Он некоторое время молчит, скорбно склонив голову, поэтому Верика просит его поделиться впечатлениями. Герральдий очевидно потрясен масштабами увиденного.

– Я как будто исчез или растворился, не знаю, как обьяснить, – задумчиво комментирует он, разглядывая свою руку.

Верика сворачивает холст, меняет палитру, закручивает тюбики.

Герральдий продолжает молчать, сдвинув брови немного в сторону.

– Вам удалось разглядеть конец человеческих страданий?

– В том то и дело… – недоговаривает Герральдий и рассеянно поглядывает на распластавшуяся махой птицу.

– Молчу, молчу! – сочувствующе кивает позировщица.

…природовидение


Герральдий приносит из сада большую плетеную вазу с демисезонными фруктами:

– Вот дары природы, пожалуй что к праздничному столу.

– А где же сама матушка?

– Природа-то? Да вон она! – Герральдий кивком указывает в сторону веранды.

Под навесом, в компании Геогрифа и птицы Очевидии, развалившись в кресле-качалке, громко смеется некто сверхживая и весьма буйная. Рассмотреть подробнее мешают кружащиеся плотным вихрем огненные листья, создавая подвижный кокон, внутри которого процветает другая жизнь – с галдящими птицами, невиданными цветами и диковинными плодами.

. . .

Все пьют мягкий чай с ласточками.

– Время не ждет! – обрубает свое неожиданное появление Герральдий.

Ласточки взмывают под навес, унося гирлянду черно-белых хвостиков.

Такого Герральдия Верика видит впервые. Его закованная в литое железо фигура на крепких негнущихся ногах монументально возвышается над столом.

«Наверное, какую-нибудь инструкцию получил», – предполагает Верика.

Верика подает Герральдию чашку. Герральдий, в доспехах, заросших улитками, неохотно открывает забрало:

– Я в тупике! Я не знаю, что мне подарить на твой день рождения.

– Подари мне лошадку!

– О! Отличная идея! Я подарю тебе пегаса!

– Нет уж, извини. Пегаса будем дарить тебе мы.

– Тогда – кентавра!!!

– Кентавры и лоси исключены. А конек-горбунок под охраной государства как национальное достояние.

Герральдий, не снимая кованых перчаток, увлеченно листает энциклопедический словарь:

– Так, минотавра я не предлагаю… Ага!!! Я лично знаком с Неболитом Айболитовичем, и он подскажет мне, где раздобыть породистого Тянитолкая!

– Лучше просто единорога.

– Ну, тогда до скорого, – прощается Герральдий с подножки железного коня.

Верика внимательно наблюдает за тем, как все идет своим чередом. Вот проходит броненосец Герральдия. За ним следом вышагивает необыкновенное существо, похожее на лошадь со своеобразным украшением во лбу.

«Какой он грозный – этот Единорог», – думает Верика.

«Какая она наблюдательная – эта Верика», – думает Единорог.

Каждый из них наверняка знает о себе то, чего не знает другой.

Близится час сверхестественных неожиданностей…

…образованные карманы


Герральдий упивается чайной церемонией:

– Я трус! Я боюсь приподняться и посмотреть – что же там над линией горизонта? – он автоматически отрывается от земли вместе со стулом.

– А что там?

– Вот то-то и оно! – задумывается Герральдий.

– А чего там приподниматься-то, и так понятно, что там небо! – язвительно замечает птица Очевидия.

Герральдий, внимательнейшим образом рассматривая птицу, продолжает:

– Какой-же я все-таки тривиальный мизантропишка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука