Виринея

Татьяна встала, но заплакал ребенок у Анны на руках. Живо метнулась обратно. Анна только взглянула. Поняла и поспешно пошла к двери. Тоненькая, горбится на ходу Пичужка… Жалко ее. Жена партизана. Должна уехать с Анной в Иркутск. Там ждут.

— Ничего… Выдержит. Робеет, краснеет сейчас. А в настоящей опасности кремень баба. Хоть и молода. Испытали.

Ребенок снова затянул громкую жалобу.

Прижала его к себе, стала покачиваться, похлопывая сверток рукой. Годовалый человечек. Беспомощный и требовательный. Крохотная искорка жизни. Не задуют тебя? Затих. Хотел еще заплакать. Дернул губами, сморщил нос, но раздумал, заснул. Волной прилила нежность. Прижала к себе и все забыла в тихой ласке прикосновения теплого свертка…

«Чужой. Своего не дождусь. Но сегодня мой, хоть и родная мать рядом».

Татьяна вернулась. Осветила полудетское личико улыбка.

— Спит?

— Да. Не слышно поезда?

— Нет еще. А ты прекрасная мать, Соня. У тебя лицо, как у кормящей мадонны.

Скрыла смущение улыбкой и вдруг насторожилась. Что так пристально смотрит этот офицер? Постоял, прошел и дальше. Вернулся. Опять прошел близко около женщин. И смотрит в упор.

Ответила ему открытым, удивленным взглядом. Лица не помнит. Может, пройдет. Может, не то. Просто легкой победы ищет. Нет, не похоже. Да и она в широкой шубе, тяжелая, с ребенком на руках, усталая, не могла прельстить кажется. А на Татьяну не смотрит? Уф, ушел. Взглянула на Татьяну. У той взгляд сразу твердым стал.

Чуть шевеля губами, Анна сказала:

— Шапками надо поменяться.

— Да. А ребенка бери с собой. Не пропадет. Лучше будет…

Хотела спросить — хватит ли мужества… Подошел милиционер. Нехотя, угловато пробрался через спящих прямо к ней.

— Ваш документ покажите, гражданка.

Анна удивленно протянула:

— Это зачем же? Ни у кого не проверяют, мой на что?

— Предъявите документ.

— Скажите, почему у других не требуете? Только у меня. Что это такое, батюшки? Нигде покою нет! Только ребенок уснул… Документ!

— Приказано. Не скандальте, предъявите документ.

— Кто приказал? Где приказ? Сколько людей сидит. Привязался ко мне. Приведите, кто приказал.

Рядом завозились. С любопытством прислушивались к громкому разговору.

— Я от документу не отказываюсь, покажу. Только у всех смотрите. Приведите, который приказал.

Тараторила бойко и громко. Ребенок заплакал. Милиционер смутился. Оглянулся назад на кого-то и нерешительно отошел.

— Даже жарко стало… Ну-ну, сыночек, не плачь. Таня, подержи-ка платок и шапку. Надо документ достать. Ну-ну, сыночек, полежи.

Деловито расстегнула шубу, сняла платок и шапку. Положила около ребенка. Достала из внутреннего кармана паспортную книжку и стала возиться с ребенком. На Татьяну только глянула. Та поняла.

— Надо пеленку замыть. Дай-ка.

Вместе с пеленкой захватила Аннину шапку с ушами, такую же, как у нее, и скрылась в дамской уборной. Анна не торопясь застегивала шубу. Быстро вернулась Татьяна. Бросила на узлы пеленку и шапку свою. Аннина была на голове. А милиционер уже подходил с офицером.

— Пожалуйте к коменданту.

— Что это… Господи-батюшка! Да вот вам паспорт, подавитесь!

— Ну, не разговаривать!

Жалит глазами офицер. Знает ее или нет?

— Ну и пойдем. Ишь запугали. Покарауль мой узелок-то, Татьяна. Или лучше с собой возьму, не знай, куда поведут.

Надела шапку, взяла небольшой узелок, шаль и ребенка. Татьяна смотрит спокойно. Довезет документы.

— Может, подержишь ребенка-то?

Татьяна спокойно в ответ:

— Ну, куда я с ним. Скоро вернешься. А поезд придет — ждать не стану.

Офицер нетерпеливо крикнул:

— Ну-ну, скорей!

На Татьяну даже не взглянул, дурак.

В комендантской спорила жарко и визгливо.

— К мужу еду на последние деньги. В Сибирь от большевиков бежал. А вы — тоже защитники. Тьфу!

Обыскали, кошелек и паспорт забрали.

За окнами загрохотал поезд.

— Ну, вот… Пришел… Царица небесная, за что же это такое?.. На последние деньги. Здесь продержите… Проживусь — как доеду?

Комендант нерешительно посмотрел на офицера.

— Как ваша фамилия? — резко спросил офицер.

— В паспорте читали. Кадошникова Софья, мещанка города Оренбурга. Да что ж это за люди, господи! Ехала, ехала сколько верст… Нате вам… Вот и письмо от мужа…

— А я вам скажу сейчас вашу фамилию.

Порылся в карманах шинели. Достал записную книжку.

— Яковлева… Анна Николаевна, член Н-ского исполкома.

Анна перекрестилась.

— Господи, батюшка… Никак, в комиссарши попала.

Ребенок громко заплакал: «Мам… мам… мам… А-а-а».

Играла вдохновенно и легко. Смутила обоих.

— Отпустите ее, — вполголоса сказал комендант, — с ребенком!

Офицер еще раз взглянул на Анну Не сдержалась, — привычным жестом провела рукой по лицу.

— Нет. Она.

Сказал решительно:

— Видел сам. И слушал, как говорит. Рукой по лицу проводит. Взять ее!

Скрестились взгляды. Бешено схватила ненависть сердце. В первый раз услышала это: взять. Но сжалась. Не прежняя Анна. Привыкла держать себя в руках.