Вирши

Октовиан[523] царь римский, кроток зело бяше
и с простолюдинами беседы творяше.
О том и советницы яша увещати,
дабы ся не изволил толико смиряти.
Рече: «Таков аз хощу царь ко малым быти,
какова аз хотел бым царя к себе зрети,
аще был бым из чина родом умаленных,
славою и богатством в мире не почтенных!»

ЧАРОДЕЙСТВО

В немощи к чародеем иже прибегает,
яд пия, не врачество, душу убивает,
Или во огни ищет безумник прохлада,
погибель ту известна, нимала отрада.
Кто виде волка, овцу зубами целяща?
Или — лва гладна, в зубах часть мяса щадяща?
Той и от чародеев может ожидати,
яко леть помощь в скорби недужным прияти.
Не лститеся, братие, демон не желает,
да кто от правоверных здрав долго бывает.
Хотел бы он в един час вся ны поморити,
аще бы аггел божий престал нас хранити.
Аще же видится вам нечто помогати,
летит вы, да дерзаете болше согрешати.
На мал час пособствует, да уморит вечно,
душы вринет в езеро огнем безконечно.
Бог врач есть всеистинный. К нему притекайте,
а естественных врачевств не пренебрегайте,
ибо естества средствы он ся не гнушает,
но чрез та силу свою мирови общает.
Не право убо деют, иже обхуждают
врачевства художество и врачы хухнают.
Бог врачы и врачевство в ползу сотворил есть,
а от чаров пособство проклято судил есть.
Лучше убо от скорби верным умирати,
неже бабы, шептуны в помощь призывати.
Тако бо отходящым спастися удобно,
а от шепт спасение никогда подобно.

ОБЛИЧЕНИЕ ГОРДОСТИ

Филипп[524], царь Македонский, в царстве имеяше
врача си Менекрата[525], иже прегорд бяше
и нарицаше себе Диа бога[526] быти,
яко искусен бяше недуги целити.
Филипп, весть о том прием, хоте наказати
тайноумным образом, да ся может знати.
Пир велий сотворил есть и веле почтити
того врача на месте высоце садити.
Пир бысть, и сотвориша яко подобаше,—
врачь превысоко место паче людей взяше.
Но егда человеком брашно в снедь несоша,
ему, мнящу ся Богу, кадило возжгоша.
Человецы ядоша, он же пищи зряше,
кадило обвоняя, алчен пребываша.
Позна обругание, усрамися зело,
избежал есть оттуду велми не весело.

ЯМА

Иже подругом си яму копает,
сам многократне во ону въпадает.

Комментарии

Поэтическое наследие Симеона Полоцкого велико и многообразно. Благодаря осуществленному самим автором старопечатному изданию «Псалтири рифмотворной» (М., 1680) вместе со стихотворным «Месяцесловом» стихи Симеона были доступны многим читателям конца XVII—XVIII столетий. С ними были хорошо знакомы А. Д. Кантимир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, другие восточнославянские писатели эпохи начала формирования наций и Просвещения. В 70-е годы XVIII в. выдающийся русский просветитель Н. И. Новиков публикует в «Древней Российской вивлиофике» лучшие образцы драматической поэзии Симеона — «Комидию притчи о блудном сыне» и трагедию «О Навходоносоре царе».