В этом ему безоговорочно помогала и содействовала оппозиция, которая молча одобряла его политику. Не стоит забывать, что либеральное большинство в период с 1906 по 1914 г. непрерывно сокращалось. На последних предвоенных выборах в декабре 1910 г. либералы и тори получили по 272 места в Парламенте, поэтому большинство правительству обеспечивали 42 парламентария-лейбориста и 84 ирландских националиста. Поскольку консерваторы выиграли шестнадцать из двадцати последовавших дополнительных выборов, к июлю 1914 г. это большинство сократилось всего до двенадцати голосов. Это помогает объяснить, почему в тот судьбоносный месяц правительство топталось на месте по вопросам формирования бюджета и введения гомруля[639]
. В таких обстоятельствах не могло не повыситься влияние оппозиции. Если бы лидеры консерваторов не согласились с политикой Грея, они могли бы осложнить ему жизнь точно так же, как осложнили ее Ллойду Джорджу, после того как его фискальная политика пришлась им не по нраву, и Асквиту, ирландская политика которого была им и вовсе ненавистна. Но они этого не сделали. Они полагали, что Грей продолжает их политику. Как сказал в мае 1912 г. “главный кнут” тори Балкаррес, его партия “шесть лет поддерживала Грея, полагая, что он продолжает англо-французское сближение, запущенное лордом Лансдауном, и англо-русское сближение, начатое лордом Лансдауном”[640]. Бальфуру действительно следовало действовать осторожно, чтобы не посягнуть на права своей партии, проявляя слишком большую “любовь” к правительству[641]. И все же факт остается фактом: кабинетная фракция Грея встречала больше понимания на передней скамье оппозиции, чем в самом Кабинете. Это означало, что детали политики Грея (в которых и скрывался дьявол) не подвергались достаточно внимательной проверке в Парламенте. Более того, там, где могла произойти такая проверка – на гражданской и военной службах, – царило смятение. Несмотря на усилия Эшера, значимость Комитета обороны империи под властью либералов упала. Вместо стратегического планирования, по вопросам которого, казалось, невозможно было достичь понимания между Адмиралтейством и Военным министерством, там господствовала технократическая одержимость материально-техническим снабжением армии, зафиксированная в знаменитой “Военной книге”, точность которой соперничала лишь с абсолютным отсутствием точности в отношении целей и экономических аспектов мобилизации[642].Все это фактически давало Грею гораздо большую свободу действий, чем он впоследствии описывал в своих мемуарах. Стоит отметить, что его также было не назвать человеком, со свободой не знакомым, прекрасным подтверждением чему служит одна из его менее известных довоенных публикаций. Ловля нахлыстом – страсть Грея с детства и до самой старости – детерминистам не по нраву. В своей книге на тему рыбной ловли, опубликованной в 1899 г., Грей спел немало дифирамбов ее непредсказуемым, непредопределенным удовольствиям. Особенно показателен один абзац, в котором он описывает поимку 3,5-килограммового лосося:
Непосредственной причины опасаться катастрофы не было. Но… тут ко мне пришло угрюмое осознание, что процесс затянется надолго, а самое сложное придется сделать в конце, не играя с рыбой, а вытаскивая ее на берег… Казалось, любая попытка вытащить рыбину [моей] сетью приведет к катастрофе, в которой мне несдобровать. Не раз я терпел поражение, и каждое поражение было ужасно… Но лично я не знаю ничего, что сравнилось бы с радостью поймать неожиданно крупную рыбину на удилище с хорошей мушкой[643]
.Именно такого Грея – восторженного, увлеченного рыбака на берегу, а не сломленного, разочарованного, ищущего оправданий мемуариста – нужно представлять при толковании британской внешней политики 1906–1914 гг. Рискуя завести аналогию слишком далеко, можно все же сказать, что большую часть времени – и особенно в период июльского кризиса – Грей вел себя именно так, как в этом случае. Он надеялся, что сумеет вытащить рыбу, но сознавал риск “катастрофы”. Ни в том, ни в другом случае исход не был заранее предопределен.