Если бы британский экспедиционный корпус так и не отправили на континент, Германия, без сомнения, выиграла бы войну. Даже если бы немцев удалось сдержать на Марне, в течение нескольких месяцев они почти наверняка преуспели бы в прорыве французской обороны, ведь ждать значительного британского подкрепления, которое Китченер начал формировать еще 10 августа, не приходилось[789]
. Даже если бы БЭК все жеТакая двойная стратегия точно вызвала бы раздражение Берлина. Но к победе в войне она бы не привела. Свидетельства показывают, что блокада не истощила Германию и не вынудила ее покориться, как надеялись сторонники этой меры[790]
. Победа над Турцией также не привела бы к существенному ослаблению позиции Германии, побеждавшей на Западе, но точно оказалась бы на руку русским, которые смогли бы реализовать свои исторические планы на Константинополь[791]. Без войны на истощение на Западном фронте британские войска, экономика и значительно большие финансовые ресурсы не могли бы оказать должного воздействия на Германию, чтобы обеспечить ее поражение в войне. Гораздо более вероятно, что в итоге стороны пошли бы на дипломатический компромисс (вроде того, который пропагандировали сначала Китченер, а затем Лансдаун), по условиям которого Британия прекратила бы военные действия в обмен на германские гарантии сохранения целостности и нейтралитета Бельгии, а также раздел трофеев в Османской империи. В конце концов, это и было главной целью Бетмана-Гольвега. При условии поражения Франции и обещания Германии восстановить бельгийский статус-кво сложно представить, каким образом любое британское правительство смогло бы обосновать продолжение морской и, возможно, ближневосточной войны неопределенной длительности. И ради чего? Можно представить, что озлобленные либералы, как и раньше, призывали бы к войне против германской “военной касты”, но Хейгу этот аргумент вряд ли показался бы убедительным, да и поддерживать его было бы нелегко, если бы, как кажется вероятным, Бетман-Гольвег продолжил свою политику сотрудничества с социал-демократами, которая началась с налогового закона 1913 г. и принесла плоды при голосовании за военный заем[792]. Что насчет войны ради сохранения российского контроля над Польшей и странами Балтии? Ради передачи Константинополя царю? Хотя порой казалось, что Грей готов пойти на такую войну, он точно проиграл бы в схватке с людьми вроде начальника Генерального штаба Робертсона, который в августе 1916 г. еще выступал за сохранение “сильной… тевтонской… центральноевропейской державы” для сдерживания России[793].