Но в какой степени выдержка Сталина объясняется тем фактом, что он прекрасно знал не только возможности западных держав, но и их намерения? Поразительно, каким доступом к информации располагали русские. Вот лишь один пример: в архивах Коминтерна можно найти такие документы, как рапорт руководителя Первого управления (внешней разведки) НКГБ Фитина генеральному секретарю Коминтерна Димитрову, в котором перечисляются имена и адреса британских коммунистов, за которыми в ближайшие недели планировал наблюдать Особый отдел Скотланд-Ярда. В наших целях особенно интересно обратить внимание на группу из пяти шпионов: Филби, Берджесса, Маклэйна, Бланта и Кернкросса. Впятером они имели доступ ко всем основным государственным тайнам в сфере внешней политики, обороны и разведки. Основное внимание британской секции третьего отдела Первого управления НКГБ (предшественника КГБ) во время войны было направлено на “атомные исследования, военную экономику и отношения Британии с другими странами”,[979]
причем не обязательно в таком порядке значимости. Филби работал в Секретной разведывательной службе (СИС) и дослужился там до должности заместителя начальника; в послужном списке Берджесса значился короткий период работы в Министерстве информации и Министерстве иностранных дел (последней его должностью стала позиция секретаря государственного министра Макнила); Маклэйн также работал в Министерстве иностранных дел (с 1935 г.) и в итоге стал перебежчиком, заняв должность главы Американского отдела; Блант работал в MI5, а Кернкросс – в Секретариате Кабинета министров, Школе кодов и шифров и наконец в Казначействе. Филби, Берджесс и Маклэйн также в разное время служили в британском посольстве в Вашингтоне на начальных этапах холодной войны[980]. Что происходило с их донесениями, описал Юрий Модин:Информация из Лондона в основном приходила в Москву в форме шифрованных телеграмм. В то время наше Первое разведывательное управление работало рука об руку с Политбюро, то есть со Сталиным, Молотовым и Берией. Наши отчеты редко попадали в распоряжение низших эшелонов Комиссариата иностранных дел. Правда в том, что Молотов один отвечал за предоставляемые нами сведения и распоряжался ими по собственному усмотрению[981]
.Используя эти каналы, в Кремле “знали абсолютно все о технических и политических аспектах разработки атомной бомбы”[982]
.Само собой, там знали и гораздо больше этого. В октябре Филби был назначен руководителем антикоммунистического отдела – 9-го управления – СИС. В штаб-квартире НКГБ это признали достижением, которое “сложно переоценить”[983]
. В феврале 1945 г. Филби сообщил, что глава СИС Мензис разослал директиву “о начале активной работы «Отеля» [СИС] против советских институтов на территории, занятой Красной армией”[984]. Не менее важна была и тайная политическая разведка. Во время конференций союзников, состоявшихся с 1945 по 1949 г., Молотов знал, что союзники говорят о советской политике у него за спиной. Нам известно, что, когда государственный секретарь Маршалл в июне 1947 г. озвучил свой план по восстановлению Европы, Молотов почувствовал, что Советский Союз должен принять предложение, а потому привез в Париж делегацию, чтобы договориться об участии Москвы[985]. Однако вскоре советские представители отказались от переговоров и увели с собой представителей восточноевропейских государств. Поступила информация о том, что министр иностранных дел Бевин обсуждал с американским министром финансов Клейтоном возможность использовать план с целью заставить русских пойти на необходимые политические уступки в Восточной Европе[986]. Мы также знаем, что по прибытии в Париж Молотов, как сообщается, впал в ярость, поскольку не получил никаких “документов” (то есть британских и американских секретных донесений), но его быстро проинформировали, что ни Лондон, ни Вашингтон еще не связывались со своими делегациями в Париже![987]