Вирус либерализма: перманентная война и американизация мира

Эту основополагающую идеологию разделяют все защитники системы, для которых капитализм является недосягаемым горизонтом, «концом истории». Те из них, кто придерживается наиболее экстремальных взглядов, не колеблясь, приветствуют представление об истории как о «джунглях индивидуумов». Ради принципов управления, которые низводят общественную власть к роли инструмента, находящегося в полном распоряжении «победителей», они готовы пожертвовать возможностью умиротворяющего вторжения государства. Другие хотят придать этой диктатуре человеческое лицо и пытаются смягчить экстремизм эксклюзивного принципа индивидуальной свободы, разжижая его положениями, связывающими его с другими практическими соображениями социального равенства, а также «признанием различий», например, между разными сообществами. Призывая «принять» и «приспособиться» к современной реальности, «поладить» с ней, делая только то, что возможно в данный момент и самым обыденным способом, постмодернизм также уходит от проблемы.

Подавляющее большинство людей считает такую современность просто одиозным и лицемерным строем, основанным на применении двойных стандартов. Они яростно не приемлют ее, и их ярость совершенно законна. Реально существующий капитализм и эпоха, в которой он существует, не могут им ничего предложить.

С самого начала капитализм отягощен такими неразрешимыми противоречиями, что мы должны думать о том, как его преодолеть и двигаться дальше. Эта социальная необходимость находила свое выражение уже на раннем этапе и далее во все знаменательные момен ты истории современности. Именно она стоит за тремя великими революциями — французской, русской и китайской.

Французская революция занимает в современной истории особое место. Радикальное крыло якобинцев очень рано осознало противоречия буржуазной мысли и очень точно выразило их суть, а именно: экономический либерализм — враг демократии. Они стремились к победе концепции народной революции, которая бы пошла дальше сиюминутных «объективных требований» — то есть реализации чисто буржуазных задач. Из этого радикального течения вышло первое поколение коммунистических критиков зарождающегося капитализма (бабувисты). Русская и китайская революции также пошли дальше тех задач, которые непосредственно стояли перед их обществами, предложив коммунистические цели.

Не случайно, что за каждой из этих трех великих революций — в отличие от других — последовала реставрация. Но замечательные достижения этих великих моментов истории, тем не менее, остаются живыми символами будущего, потому что в центре всех трех проектов стояло стремление к равенству людей и преодоление их экономического отчуждения. В этом смысле французская революция имеет особую ценность.

В целом те исторические условия, которые сопутствовали развитию капитализма в Европе, содействовали созреванию классового сознания угнетенных классов. Это созревание началось очень рано, в первые десятилетия XIX столетия, и стимулом для него были радикальные достижения французской революции. К концу столетия оно стимулировало создание крупных рабочих партий, вынудивших капитал на протяжении XX века «адаптироваться» к социальным требованиям, которые отнюдь не вытекали из самой логики накопления капитала. Таким образом, такая ценность, как «равенство», является необходимым дополнением к ценности «свобода», хотя в определенной степени ей и противоречит.

Экономическое отчуждение приводит к доминированию свободы над другими человеческими ценностями. Несомненно, речь идет о привилегии индивидуальной свободы, в частности, свободы капиталистического предпринимательства, высвобождающей его потенциал и усиливающей его экономическую власть. Напротив, равенство не вытекает напрямую из требований капитализма, если не брать во внимание самый непосредственный уровень — (частичное) равенство прав, которое, с одной стороны, делает возможным расширение свободного предпринимательства, а с другой — торгуя рабочей силой, которая сама становится товаром, обрекает свободного рабочего на наемный труд. На более высоком уровне ценность «равенство» приходит в противоречие с ценностью «свобода». Мы видим, что в Европе, в особенности во Франции, эти две ценности приравнивались друг к другу — это было не случайно провозглашено еще в лозунге Республики.

Однако истоки этого противоречия, этой двойственности, в свою очередь, достаточно сложны. На примере французской революции особенно наглядна острая борьба масс трудящихся в попытке сохранить автономность по отношению к притязаниям буржуазии. Это противоречие четко и открыто выражали монтаньяры, которые справедливо считали, что «экономический либерализм» (или свобода в американском понимании этого слова) является врагом демократии (по крайней мере как ее видят трудящиеся массы).