– Тогда я в первый и единственный раз встретилась с Павлом Вейшем. Он показался мне… жутким.
– Где вы с ним встретились?
– В отеле. После той аварии с вертолетом он действительно ужасно изуродован. Он был циничным, желчным и злым. Показал мне фотографию Мэйделин, на которой она… – Хелен запнулась. В горле образовался комок, который не позволял ей говорить.
Миллнер поднялся, шагнул к шкафу и наклонился. Открыл дверь, за которой обнаружился мини-бар.
– Хотите воды?
– А ничего… покрепче нет?
На губах агента ФБР снова промелькнула улыбка, и он вернулся к ней с бутылкой воды и маленькой бутылочкой виски.
Хелен сделала большой глоток алкоголя.
– Знаете, все это было уже чересчур.
Он взял у нее полупустую бутылочку и опрокинул в себя остатки виски.
– Да ладно, – произнес он и бросил бутылочку в мусорное ведро, а Хелен запила крепкий алкоголь водой.
Миллнер снова опустился на край стола, прямо рядом с телевизором.
– Что было на той фотографии, которую дал вам старик Вейш?
– Моя дочь. Голая, если не считать трусиков, и все ее тело было изрисовано линиями.
– Линиями? – удивленно переспросил Миллнер, подняв брови.
– Линиями надрезов для косметических операций… Только выглядело все это не слишком эстетично.
Губы агента ФБР сжались, и Хелен прочла на них непроизнесенное ругательство.
– И этим вас шантажировали?
Она кивнула.
– Что именно вы должны были сделать?
– Заменить подлинник в Лувре на «Мону Лизу» из Прадо.
– И вы сделали это?
– Перед этим мы ночевали в Париже у одного человека по имени Луи. Я могу показать вам, где он живет. Он обработал лаком «Мону Лизу» из музея Прадо, потому что она более яркая, чем оригинал. Чтобы подмену не сразу заметили.
Миллнер надул щеки, затем шумно выдохнул. Провел ладонью по волосам.
– В музее Прадо не обрадуются…
Смущенная, Хелен молчала. Хотя она не могла предотвратить случившееся, она чувствовала себя соучастницей преступления. Пятьсот с лишним лет картина просуществовала в своем первоначальном состоянии, до сегодняшнего дня.
– Как вы смогли осуществить подмену? Вряд ли вы оставались с «Моной Лизой» наедине.
Хелен подумала о месье Русселе и тоскливом выражении его лица, когда она спросила его о семье. И хотя Миллнер требовал у нее откровенности, она решила об этом человеке пока не говорить.
– Подвернулась возможность остаться с картиной наедине, ненадолго. Не знаю, случайно ли это вышло. – Хелен изо всех сил старалась сделать так, чтобы эта ложь во спасение прозвучала убедительно.
Миллнер некоторое время смотрел на нее, затем скрестил на груди руки.
– А потом?
– Остальное вы знаете. Я должна была ждать у подиума во время показа мод, а затем уйти, оставив сумку с картиной. После этого мне было велено зарегистрироваться здесь, в Париже, в отеле «Модильяни» и ждать там, пока Мэйделин… – Она осеклась, почувствовала, как кровь вдруг отхлынула от ее лица. – О господи, а что, если Мэйделин появится там или уже ждет меня? Нужно ехать туда! Скорее!
Она вскочила, принялась лихорадочно искать свое пальто.
– Прошу, сядьте, – произнес агент ФБР. – Она туда не придет. По крайней мере, пока картина лежит здесь, на постели.
Хелен снова медленно опустилась на стул. Он был прав. Кроме того, она поняла, что не сможет просто так войти в этот отель.
– И это все?
– Да. Я так думаю!
Кое о чем она умолчала. Но многое из того, что она должна была рассказать, прозвучит просто безумно. А пока Мэйделин не в безопасности, лучше пусть в ФБР узнают не все. Нельзя рисковать. В конце концов, речь идет о жизни ее дочери.
– Во время показа мод я видела Патрика Вейша. Незадолго до выстрелов. Кто вообще стрелял и в кого?
Внезапно агент ФБР занервничал. Он поерзал по столешнице, коснулся своего носа, вероятно, сломанного в нескольких местах. Хотя симпатичным он не был, никто не назвал бы его непривлекательным.
– Я. Я стрелял, – наконец произнес он.
– А в кого?
Он снова неловко заерзал на столе.
– В вас.
С небес рухнули две ярко-желтые молнии, разделив пространство между нею и агентом ФБР.
– В меня? – недоверчиво переспросила она. – Но почему?
– Я думал… Ошибся. – Прежде такой самоуверенный Миллнер внезапно смутился. – Я думал, что вы собирались привести в действие взрывные устройства в жилетах моделей. Когда у вас в руке появился телефон…
Хелен не знала, что сказать, и лишь через некоторое время заметила, что у нее открыт рот.
– Я не попал, – добавил Миллнер и потер свои огромные руки.
– Вы хотели меня… убить? – спросила Хелен, когда к ней наконец вернулся дар речи.
– Мне очень жаль.
Страдальческое выражение его лица подсказало ей, что ему действительно не по себе. Хотя впервые в жизни кто-то признался, что хотел убить ее, она почему-то не могла сердиться на этого человека. В конце концов, ей было поручено украсть «Мону Лизу», а он предполагал, что модели и, более того, все присутствующие в фойе Лувра подвергались смертельной опасности.
Тем не менее она решила воспользоваться его смущением.